Эми Эндрюс
Аромат желаний
Пролог
Прожив на свете целых двадцать лет, леди Мэри Бингхэм никогда не встречала такого превосходного представителя сильной половины человечества, как тот, кому она протянула руку, чтобы подняться на борт. Пират или нет, Васко Рамирез пленил ее своей мужественностью. А если и не пленил, то его голубые, как океан, глаза тронули такие струны ее души, о которых она не подозревала раньше.
Если бы леди Мэри обладала способностью падать в обморок, это был бы самый подходящий момент. Но она этого не умела и, по правде сказать, презирала женщин, падающих в обморок и требующих нюхательную соль каждые две секунды, как, например, ее тетя.
Рамирез бесцеремонно изучал каждый дюйм ее тела. Когда он поднял свои невероятные глаза, опушенные длинными ресницами, у нее не осталось сомнений в том, что ему понравилось увиденное.
Леди Мэри смотрела на его экзотическое лицо, зная, что ей следовало бы испугаться: ведь она из огня угодила прямиком в полымя. Но, как ни странно, ей не было страшно. Даже когда он взглянул на ее тонкую шею. И даже когда его взгляд скользнул по ее груди, вздымающейся над тугим корсетом.
Ее дядя, будучи епископом, наверняка объявил бы его орудием дьявола. Перед Мэри стоял мужчина, увлекающий ничего не подозревающих девушек к самому краю пропасти под названием Грех. Как ни странно, ей еще никогда так сильно не хотелось переступить черту. Однако она, глубоко вздохнув, начала раздражаться оттого, что слишком быстро после знакомства морской разбойник решил навести на нее ужас.
В конце концов, разве не все пираты одинаковы?
Она смотрела, как его пальцы плавно скользят по ее локтю.
— Не смейте прикасаться ко мне! — высокомерно отрезала Мэри.
Улыбка Рамиреза состояла из девяти частей обаяния и одной части наглости.
Он медленно, очень медленно убрал руку.
— Как пожелаете, — прошептал Рамирез, проводя пальцами по нежно-голубым венам на ее запястье.
— Я требую, чтобы вы немедленно вернули меня дяде.
Васко восхищался смелостью девушки. Вчерашний подросток, она уверенно смотрела ему прямо в глаза, не выдавая страха, который ощутил бы даже участник сотни сражений в открытом море.
Только Господу Богу известно, что произошло с ней за те два дня, когда она была отдана на милость Хуана дель Торо и его головорезов. Но что-то подсказывало Рамирезу, что эта высокомерная английская мисс умеет постоять за себя.
К тому же девственницы ценились куда выше на рынке рабов.
— Как пожелаете, — повторил он.
Мэри прищурилась, не доверяя столь быстрой капитуляции:
— Вы знаете моего дядю? Вы знаете, кто я?
Васко улыбнулся:
— Вы леди Мэри Бингхэм. Епископ поручил мне… вернуть вас.
Впервые с момента похищения Мэри почувствовала облегчение и чуть не упала прямо на мокрую палубу у его ног. Она много слышала о невольничьих рынках и была до смерти напугана.
Но, увы, воспитанные юные леди не падают к ногам пирата, и не важно, послан он ее дядей или нет.
— Спасибо, — сказала она вежливо, — я благодарна вам за успешное выполнение поручения моего дяди. Люди Хуана дель Торо понятия не имеют, как обращаться с леди.
— Не благодарите меня, — улыбнулся он. — Отсюда до Плимута тысячи миль, и в конце пути мои люди могут увидеть в вас не леди, а женщину.
Мэри приподняла одну бровь, надеясь, что это скроет участившееся биение пульса.
— И вы допустите такое поведение?
Васко одарил ее самой обаятельной улыбкой, однако взъерошенные волосы делали его похожим на дьявола.
— Моей команды? Конечно нет, леди Бингхэм. Но капитаны иногда пользуются своими привилегиями.
Стелла Миллз закрыла глаза и вздохнула, возвращаясь из отчаянного восемнадцатого века в настоящее время.
Увы, факт остается фактом: одна книга не делает тебя писателем.
Одна книга не делает карьеры.
И не важно, сколько издательств боролись за «Охоту за наслаждением», или сколько раз роман входил в десятку самых продаваемых, или сколько писем ей прислали фанаты, или какую сумму предлагали кинокомпании за экранизацию.
И даже не важно, что мир сходил с ума по Васко Рамирезу.
Все ждали от нее большего.
Стелла уставилась на мигающий курсор на пустой странице. Все тот же курсор, все на той же странице, на которую она смотрит вот уже год.