«Зря он взялся мне угрожать, – размышляла Мари-Элен, – барон сам не понимает, чего требует. Совсем мозги на каторге растерял! Я ведь до сих пор замужем за Франсином, а этот бедолага нескоро выберется с сибирской каторги. Так что я ничем не рискую, любой суд расторгнет брак с де Виларденом и вернёт мне приданое».
Графиня подхватила юбки и уже было направилась к выходу из комнаты, когда заметила тень в чуть заметной щели у приоткрытой двери – та соединяла гостиную с большой парадной столовой и обычно была плотно закрыта.
«И кто это у нас такой любопытный?» – заинтересовалась Мари-Элен. Она стремительно пересекла комнату, толкнув дверь, влетела в столовую и успела настигнуть резво улепётывающего мужчину в синем бархатном халате. Схватив беглеца за руку, графиня воскликнула:
– Куда ты так спешишь, Виктор?!
Мужчина нехотя повернулся и замер с капризной миной на лице. Высокий голубоглазый блондин с точёными чертами – он всё ещё был очень хорош, несмотря на свои «под сорок». Вот только красота его напоминала о падшем ангеле. Но, как говорится, клин клином вышибают, и, к радости Мари-Элен, страсть к деньгам и власти освободила её от многолетней тягостной влюблённости в виконта де Ментона. Женщина больше в нём не нуждалась, и этот человек стал одним их многих, греющих её постель. Впрочем, пока виконт об этом ещё не знал, а Мари-Элен не спешила открывать ему глаза на истинное положение вещей. Сделав вид, что между ней и любовником все хорошо, графиня сразу же перешла к делу:
– Ты всё слышал? Понял, чего хочет этот каторжник?
Виконт не стал отрицать, что подслушивал. Коротко сообщил:
– Да!
– Ну, и что же ты обо всём этом думаешь? – с плохо скрытой иронией протянула Мари-Элен.
– Я бы на твоём месте не стал связываться с этим негодяем. Прими его условия, – отозвался де Ментон. – Сукин сын так поднялся, что мешает даже мне. Вечно его бандиты переходят дорогу. Сколько раз уже бывало, что я веду слежку за жирным котом, по крупицам собираю порочащие его сведения, а когда предлагаю жертве откупиться, то мне на голубом глазу говорят, что взять нечего, поскольку всё вытряс де Виларден. Ты же знаешь, что я дела веду тонко, а этот негодяй просто берёт в заложники семьи, после чего их главы отдают последнее, лишь бы увидеть жену и детей живыми.
Мари-Элен не сочла нужным отвечать на эти жалобы. Виктор всегда был мерзавцем и провокатором. Сначала он служил тайным агентом министра полиции Фуше, потом переметнулся к князю Талейрану, который сначала пристроил виконта на службу в петербургское посольство, а при Бурбонах – отправил дипломатом в Англию. Но с возвращением Наполеона безмерно жадный до денег Виктор срочно вернулся в Париж и вновь предложил свои услуги непотопляемому Фуше. Для Мари-Элен не было секретом, что её любовник, прикрываясь поручениями министра, в первую очередь работает на себя, а сведения от агентов де Ментона передаются тайной полиции лишь в том случае, если виконт не смог продать их другим. Коротко говоря, Виктор был циничным негодяем и законченным эгоистом, но иллюзии в душе женщины умирают последними, и Мари-Элен не выдержала. Спросила:
– А тебе не стыдно отдавать мать своего единственного сына такому негодяю? Ты спишь со мной уже семнадцать лет. Неужто для тебя это ничего не значит?
В голосе графини прозвучали стальные нотки, и, в отличие от прошлых лет, когда Виктор откровенно помыкал любовницей, сейчас его улыбка сделалась приторно-сладкой.
– Ну, как ты могла такое подумать? Ты для меня – единственная женщина на свете, – пафосно провозгласил он, но сразу же подкинул ложку дёгтя в бочку мёда: – Жаль, что я не могу на тебе жениться, это будет означать конец моей карьеры. Вдруг всплывёт, что ты всё ещё замужем?
– Понятно… – протянула Мари-Элен. Она знала, что продолжать разговор нельзя, надо замолчать, но ничего не могла с собой поделать. Слова вырвались сами: – Оказывается, дело в бедняге Франсине. Теперь тебя больше не волнуют ни моё незаконное рождение, ни покойная мать-процентщица. Смотри, как бы самая богатая женщина Парижа и впрямь не досталась твоему врагу. Не боишься? Вдруг я проникнусь к барону любовью?
Голубоглазое лицо стареющего красавчика осветилось весёлой улыбкой, и виконт, не задумываясь, выложил свои козыри: