— Не понимаю… — произносит Эмили.
— Я долго и тщательно все обдумывал, — твердо говорит Пинкер. — Если мы не хотим, чтобы нас проглотила какая-нибудь крупная американская фирма, мы сами должны стать крупной фирмой. — Он делает паузу. — Есть и еще один момент, который повлиял на это мое решение. У сэра Уильяма есть сын.
Дочери смотрят на отца во все глаза.
— Джок Хоуэлл посвящен во все тонкости дела своего отца. После того, как мы сформируем свою компанию, он непременно явится и примет на некоторое время часть обязанностей, разумеется под моим руководством, пока он полностью не освоит дело. Затем в свое время, когда мы с сэром Уильямом уйдем на покой, он уже вполне созреет, чтобы взять на себя и руководство всем объединенным предприятием.
— Ты собираешься отдать свое дело сыну Хоуэлла? — изумленно спрашивает Эмили.
— Разве у меня есть иной выбор? — спокойно отвечает Пинкер. — У него есть сын. У меня сына нет.
Дочери вдумываются в смысл сказанного, Пинкер поднимает свою чашку.
— Я, например, хочу еще кофе. Есть, чем наполнить?
— Значит, если у тебя были бы не дочери, а сын… — внезапно гневно произносит Эмили.
— Нет, нет и нет! — примиряющее произносит Пинкер. — Совсем не в этом суть. Ты же, например, замужем за членом Парламента, Ада и Ричард в Оксфорде, Фил больше всего интересуют балы и званые вечера. Разумеется, ни одна из вас не сможет возглавить фирму.
— Тебе стоило хотя бы спросить у меня, я бы согласилась, — говорит Эмили. — Я бы тогда от брака отказалась, если бы у меня был выбор…
— Все, хватит, — резко обрывает ее отец. — Не желаю слышать от тебя критических высказываний о твоем супруге. Хватит с нас и одного скандала.
— Как видно, ты мало что вообще намерен слушать, — с горечью говорит Эмили.
— Эмили, я не желаю, чтобы со мной говорили в подобном тоне.
Она закусила губу.
— Я выпью наконец кофе! — говорит Пинкер, указывая на чашку. — Спасибо, Дженкс, вы можете идти.
Дженкс закрывает папку и встает из-за стола.
— Погодите! — говорит Эмили.
— Эмили, что за причуды? Разумеется, он может идти.
— Мы должны проголосовать, — говорит она. И оглядывается на сестер. — Если у всех нас есть акции, мы должны проголосовать.
— Ну, не глупи! — говорит ее отец.
— Ведь так по-настоящему делаются дела, верно? — Она поворачивается к Дженксу. — Верно?
Дженкс неохотно кивает:
— Кажется, по процедуре так положено.
— И если мы проголосуем против, — говорит Эмили, обращаясь к сестрам, — никакого слияния не произойдет. А мы здесь представляем большинство.
— Да какой бес в тебя вселился? — гремит голос ее отца. — Прости, уважаемая, это тебе не какое-нибудь суфражистское сборище. Это моя компания…
— Это наша компания…
— Моя! — настаивает отец.
— Тебе не позволят твои акционеры так разговаривать с ними, если твою компанию зарегистрируют на Бирже, — замечает дочь. — Возможно, даже не и поддержат кандидатуру твоего Джока Хоуэлла. Или, возможно, он проголосует против тебя — ты об этом подумал?
В ярости отец молча смотрит на дочь.
— Кто против выдвинутого предложения? — говорит Эмили, поднимая руку.
— Хватит! — обрывает ее отец, приходя в себя. — Дженкс, можете идти. Запишите: предложение принято единогласно.
— Слушаюсь, сэр, — отвечает Дженкс.
И выходит из комнаты. Наступает долгая, мучительная пауза; и вдруг Эмили с рыданием выбегает вслед за Дженксом.
Глава восемьдесят третья
Она продолжала жить в комнате на Кастл-стрит; по мере того, как тревога все нарастала и нарастала, она все чаще и чаще засиживалась дома. Все эти дни я не помню, чтобы она хоть раз неуважительно отозвалась о своем муже или об отце. Собственно, о них она почти не упоминала. Мы с ней жили семейной жизнью, правда, не в традиционном смысле.
— Роберт?
Я поднял голову. На стойке бара стоял ящик из красного дерева. Эмили откинула крышку. Внутри рядами располагались стеклянные бутылочки, а также было там несколько чашечек и ложечек для дегустации.
Определитель.
Эмили выложила на стол четыре маленьких пакетика кофе и стала их раскрывать.
— Что это ты делаешь?
— Единственное, что нам осталось, — сказала она. — Это лучшие образцы нового кофе Фербэнка. Два сорта из Гватемалы и два из Кении.
Она осторожно полила кипятком первую порцию, взглянула на меня.
— Ну, что?
Я вздохнул:
— Это бессмысленно.