- А! Месье насмехается? Месье вспоминает, что он имел честь арестовать меня? Так знайте же, мой уважаемый друг, что никому, в том числе и вам, не удалось бы задержать меня, если бы в этот критический момент мое внимание не было поглощено чем-то более важным.
- Интересно.
- На меня, Ганимар, тогда смотрела женщина, а я любил ее. Понимаете ли вы глубокий смысл этого факта: на вас смотрит женщина, которую вы любите? Остальное для меня почти не имело значения, клянусь вам. Именно поэтому я и нахожусь здесь.
- И довольно давно, разрешите вам заметить.
- Сначала я хотел забыть. Не смейтесь: приключение было очаровательным, и я до сих пор храню о нем трогательное воспоминание... Кроме того, я немного неврастеник. В наши дни жизнь проходит в таком лихорадочном темпе! И в определенные моменты надо устраивать для себя то, что называется "изоляционной терапией". Тюрьма - превосходное место для такого рода лечения. Оздоровительный курс здесь проводится со всей строгостью.
- Вы издеваетесь надо мной, Арсен Люпен, - заметил полицейский.
- Ганимар, - отчеканил Люпен, - у нас сегодня пятница. В следующую среду я приду к вам выкурить сигару на улицу Перголези в четыре часа дня.
- Я жду вас, Арсен Люпен.
Как два добрых приятеля, отдающих друг другу дань заслуженного уважения, они обменялись рукопожатием, и старый полицейский направился к двери.
- Ганимар!
Сыщик обернулся.
- В чем дело?
- Ганимар, вы забыли свои часы.
- Часы?
- Да, они как-то попали в мой карман.
И он возвратил их с извинениями.
- Простите меня... дурная привычка... Ведь вовсе не обязательно лишать вас ваших часов только потому, что у меня отобрали мои. Тем более что здесь у меня оказался хронометр, на который я пожаловаться не могу, он вполне устраивает меня.
И Люпен достал из ящика стола большие золотые часы в тяжелом и удобном корпусе, украшенные увесистой цепочкой.
- А эти часы из какого кармана? - спросил Ганимар.
Арсен Люпен мельком взглянул на инициалы.
- Ж.Б.... Черт возьми, кто бы это мог быть? Ах да! Припоминаю: это Жюль Бувье, мой следователь, прелестный человек...
Побег Арсена Люпена
В тот момент, когда Арсен Люпен, закончив трапезу, доставал из кармана красивую сигару с золотым ободком и со снисходительной миной рассматривал ее, дверь камеры открылась. Он едва успел бросить сигару в ящик и отойти от стола. Вошел надзиратель: настал час прогулки.
- Я ждал вас, мой дорогой друг, - воскликнул Люпен, как обычно, веселым тоном.
Они вышли. И едва скрылись за поворотом коридора, как двое мужчин зашли в камеру и начали тщательно осматривать ее. Один из них был инспектор Дьези, другой - инспектор Фольанфаном.
Надо было положить этому конец. Вне всяких сомнений, Арсен Люпен поддерживал связь с внешним миром и своими сообщниками. Накануне газета "Гран журналь" опять опубликовала следующие строки, адресованные ее сотруднику, отвечавшему за судебную хронику:
"Месье!
В статье, опубликованной на днях, вы позволили писать обо мне в таком тоне, который ничем не может быть оправдан. За несколько дней до открытия процесса я явлюсь к вам требовать отчета.
С глубоким уважением,
Арсен Люпен".
Почерк и впрямь принадлежал Арсену Люпену. Значит, письма посылал он. И получал их. Таким образом, не было сомнений, что узник готовится к побегу, о котором он сам объявил таким вызывающим способом.
Положение стало просто нетерпимым. В полном согласии со следователем, начальник Управления национальной безопасности Дюдуи самолично отправился в Санте, для того чтобы объяснить директору тюрьмы, какие меры предосторожности следует принять. И едва появившись там, послал двух своих людей в камеру заключенного.
Они приподняли каждую плитку пола, развинтили кровать, сделали все, что обычно делается в подобных случаях, но в итоге ничего не обнаружили. И уже собирались прекратить поиски, как вдруг прибежал запыхавшийся надзиратель:
- Ящик... посмотрите в ящике стола. Когда я входил, мне показалось, что он задвинул его.
Они осмотрели ящик, и Дьези воскликнул:
- Слава Богу, на этот раз клиент попался.
Фольанфан остановил его:
- Постой, малыш, пусть шеф проведет осмотр.
- Однако это шикарная сигара.
- Оставь ее, и пойдем сообщим об этом шефу.
Две минуты спустя месье Дюдуи осматривал ящик. Сначала он обнаружил в нем подборку статей, вырезанных из газет и посвященных Арсену Люпену, затем - кисет для табака, трубку, тонкую и прозрачную, как луковая шелуха, бумагу и, наконец, две книги.
Он прочел их названия. Это был "Культ героев" Карлейля в английском издании и прелестный эльзевир* в переплете того времени: "Беседы" Эпиктета, немецкий перевод, опубликованный в 1634 г. Перелистав их, Дюдуи отметил, что на всех страничках имелись пометки, записи, подчеркнутые строки. Были они условными знаками или просто указывали на усердие, с которым была прочитана книга?
______________
* Эльзевир - название книг, напечатанных в знаменитых голландских типографиях XVI - XVII вв.
- Мы подробно изучим это, - сказал месье Дюдуи.
Он осмотрел кисет, трубку. Затем схватил пресловутую сигару с золотым ободком.
- Черт возьми! Неплохо живет наш приятель, - воскликнул он. - Ну просто как Анри Кле!
Машинальным жестом курильщика Дюдуи поднес сигару к уху, надломил ее. И в ту же секунду вскрикнул от удивления. Сигара согнулась под нажимом пальцев. Дюдуи повнимательнее осмотрел ее и сразу же заметил что-то белое между табачными листьями. Осторожно, с помощью булавки полицейский вытащил рулончик из очень тонкой бумаги, величиной не более зубочистки. Это была записка. Дюдуи развернул ее и прочитал следующие слова, написанные мелким женским почерком.
- "Ворон занял место другого. Восемь из десяти подготовлены. При нажатии на подножку с внешней стороны доска приподнимается по всей плоскости. От двенадцати до шестнадцати Л.С. будет ждать ежедневно. Но где? Немедленно ответьте. Будьте спокойны, ваша подруга оберегает вас".
Месье Дюдуи задумался на секунду и сказал:
- Это довольно ясно... ворон... восемь клетушек... От двенадцати до шестнадцати значит между полуднем и четырьмя часами...
- Но этот Л.С., который будет ждать?