Наш корпус участвовал в Уманско-Баташанской операции и в районе Могилев-Подольска мы вышли к Днестру, форсировали его и вышли на старую государственную границу, это считается один из первых выходов на государственную границу во время Великой Отечественной войны.
Сперва продвигались неплохо, но когда подошли к реке Прут остановились и стояли там практически всю весну и все лето. Мы готовились к наступлению, получали пополнение, как людьми, так и техников. Надо сказать, что в 1944 году к нам стали поступать американские танки "Шерман". Это, я считаю, лучший американский танк, который принимал участие в войне. Там и двигатель хороший, и броня хорошая, и оружие хорошее.
После Ясско-Кишиневской операции много молодых ребят, типа меня, отправили на учебу. Часть попала в Академию, 1944-м году туда был набор обстрелянных офицеров, они выпустились в 1947 году. А я попал в Нефтяной институт имени Губкина, требовались специалисты по горюче-смазочным материалам и поскольку я кое-что соображал в математике, меня направили туда, хотя я не хотел, там кормили плохо, по тыловой норме. Мы с еще некоторыми ребятами хотели оттуда поскорей уехать, и это нам удалось — где-то в начале сентября я смог уехать из института и попал во 2-ю танковую армию, в которой уже и заканчивал войну.
В январе 1945 года началось наступление. Наша армия она обошла с запада, северо-запада Варшаву. В конце января я был тяжело ранен, в апреле выписали, и я снова вернулся в свой 9-й корпус. Войну закончил на окраине Берлина.
— В училище вас на чем обучали?
— На танкетках Т-27. Два человека, пулемет. Один пулеметчик. Тяжело поднимается крыша. Флажками дают команду, по местам, к бою. Потом Т- 26. Учили нас на старых танках. Танки, которые прибывали по ленд-лизу берегли. Даже в Горьком, когда сформировали наш полк, нас вывезли на полигон, дали 3 штатных снаряда. Все. Вся подготовка.
— Преподаватели были хорошие, как вы считаете?
— Просто замечательные. Они к нам в училище пришли с инженерных вузов. Пришли высокоподготовленные люди, которые очень хорошо готовились к занятиям. Такую дисциплину, как военная топография, в училище преподавал полковник, который был преподавателем еще в школе прапорщиков, в царской армии. Такой строгий. Он учил, чтобы карандаш был правильно заточен и так далее.
Полковник Привалов преподавал военную топографию. Командиры взводов тогда вернулись из Испании. Ничего не могу сказать плохого про своих преподавателях, командиров взводов, командиров роты. Добросовестные люди были.
— На фронт их не отправляли?
— Шла ротация. Многие из них писали, рапорта на фронт. У нас командир взвода был, у него двое детей было. Он прибыл к нам из Саратовского училища, танкист и все пытался попасть на фронт, хотя жена плакала, не надо. И мы ему говорили, куда детей то? Когда я уехал, он еще оставался в училище. Я его встретил, когда я уже был подполковником, а он старшим лейтенантом, потом получил звание капитана. Бывает и так.
— В 41-м, в 42-м у вас была техника, на которой тренировались?
— Мало было техники. Были тренажеры. Техника начала поступать в массовом масштабе только в ноябре 41-го года. А так готовились на наших Т-26. Их заводить было тяжело. Такая длинная труба, это называлось взводным стартером. На рукоятку надевали трубу, командир становился у конца трубы, а остальные брали, и вот так начинались крутить.
— Горючее было все время? Проблемы были, не помните?
— Наверное, не было. Если бы даже были проблемы, нам бы не сказали. Абсолютно. В этом отношении строго было.
— Настроение какое было в 41-м году?
— У меня был близкий товарищ, Саморуков Вадим, он сам был из Ростова. Когда в конце 41-го года снова освободили Ростов, настроение было — радость!
В то же время — настроение было всяким. Но чтобы высказывать, просто люди боялись.
— Панического настроения не было?
— Не было. Среди курсантов этого и не могло быть. Возраст.
— На фронт рвались?
— Рвались. Во-первых, снимались многие проблемы, тебе давали хорошее обмундирование. Кормили здорово, одевали, обували. Рвались.
— А то, что большие потери — знали об этом?
— Среди своих — знали. А так никакой информации не было.
— В училище, как кормили, одевали — нормально?
— Как во время войны. Самая тяжелая зима была 41-го — 42-го годов. Самая тяжелая, холодная, морозная. И надо сказать, что страна была не подготовлена к таким испытаниям. А весной 42-го года пошла рыба. Рядом с Казанью Казанка протекает, весной разливалась и мы туда ходили на занятия, а в противогазную сумку бросали рыбу.
— Голодно было?
— Конечно. Хотелось есть. В то же время — курсантская норма была особая, конечно, не действующей армии, но и не тыловая. Прямо скажем — привилегированная норма.
— Вас готовили на командира танка?
— Да. Командир танка, командир взвода.
— А остальные члены экипажа как набирались?
— Не знаю. Наверное в запасных полках обучались.
— Экипаж в "Валентайне" четыре человека?
— Четыре человека. А в "Шермане" пять. Впереди два, механик-водитель, и его помощник, он же пулеметчик. И три человека в башне. Валентайн — очень подвижная машина. У нее сильные скоростные качества.
— У нее низкий профиль?
— Да. Двигатель хороший.
— Бензиновый?
— Нет. Американские и английские танки были дизельными. Это немецкие танки были бензиновые, а эти были все дизельные.
— В сравнении с немецкими танками. Допустим, когда вы попали на фронт, вам приходилось сталкиваться с немецкими танками?
— Приходилось. Мы очень боялись немецких танков. На моих глазах сожгли два танка, пушка и прицел у немцев были хорошие. Если мы сталкивались с немецкими танками, мы старались отходить, задом, задом.
— Была такая инструкция, что не вступать в бой с немецкими танками?
— Нет. Такой инструкции не было. Боже упаси. Если бы была инструкция...
— Просто старались не ввязываться?
— Старались по возможности. Но все это зависело от командира, от командира роты, от командира полка.
— Если говорить о Валентайнах, у них хорошие переговорные устройства, рация?
— Радиостанция у них хорошая была, ничего не скажешь. Она работала на фиксированных частотах неплохо. Радиостанция называлась у нас — 9РС, а у них, я уже забыл сейчас, цифра была 19. Я запомнил, что у них фиксированные частоты. Мы горя в этом отношении не знали. Переговорные устройства в танке у них неплохие.
— Вы командир танка, и вы же командир орудия, да?