Подготовка была сильная, выпускали же командирами пехотных взводов. Знание стрелкового оружия до автоматизма - пулемет, "мосинка", ППШ, СВТ. СВТ не прижилась потом, а "максим" всю войну отработал. Помню, на Днепре пулеметчики так научились стрелять, что разные мелодии выстукивали. Почти шесть месяцев я проучился, но внезапно, по приказу Сталина, без присвоения званий отправили на фронт. Погрузили все училище в баржу, 1000 человек, там город есть Котлас, потом на поезд и повезли под Курск. Это был сентябрь 1943 года.
Через неделю после окончания Курской битвы мы приехали, выгрузились и разместились недалеко от города, Курск горел, я впервые увидел горящие дома, дым. Стали распределять по частям. Я попал в 3-ю танковую армию Рыбалко, 6-й танковый корпус. Меня и моих товарищей взяли в 120-й саперный батальон этого корпуса. В батальоне было две саперных и одна минрота. Задачей нашей роты было разминирование в полосе наступления бригад нашего корпуса. Пока неделю стояли, изучали мины и наши, и немецкие, там же разнообразие большое: противопехотные, противотанковые, прыгающие. Позанимались с недельку, на машины и к Днепру.
Помню уже шли мы пешком, конопля невысокая недалеко, и налетели немецкие самолеты - "юнкерсы". Немного, несколько звеньев, и давай нас утюжить. Тут кто как, окопаться никто не успел. Они несколько залетов сделали, после первого захода появились убитые и раненые. Санинструктор роты был сержант.
До налета - я по себе сужу, молодой же был, а многие уже обстрелянные, после Курской битвы. Я выбирал из окружающих, кого взять в пример, на кого равняться. Мы же познакомились, были бравые ребята из Краснодара. Один кубанец говорил: "Я окопы никогда не рыл и не буду. Если убьет, то все равно убьет, хоть в окопе, хоть так". Я подумал, вот смелый, надо наверное его держаться.
После налета многих убило или ранило. Со мной был земляк, с одной мы деревни. У нас были курсантские ранцы пехотные, хорошие. Миша был повыше меня, поплотней. Я какой был, такой и остался, но тогда, конечно, похудее, а он такой медлительный и ко мне во всем прислушивался. После налетов я пошел его искать, а он от меня отполз метров на двадцать, и пуля попала ему в живот - разворотило все. Он мне успел сказать, чтобы я взял в ранце его документы. У нас там лежали письма из дома, от девушек, фотографии и документы.
Тут слышу санинструктор кричит: "Помогите перевязывать, кто может!" Я пошел к нему, взял бинты, неподалеку кубанец тот лежал, я его приподнял, штаны в крови, я их расстегнул, а там желтая жидкость течет. Пуля попала ему в пах - месиво, он на руках у меня умер. Тут же кричит командир взвода, парень 1922 года, самый молодой был из командиров взводов. Орет: "Пристрелите меня". Ревет.
Ему одну ногу совсем оторвало, а другая на жилах висит. Он наган достал, но ребята отобрать успели.
Дальше я увидел казаха. Воевали же казахи, узбеки, киргизы.
Это были трудяги. Мы успевали только сесть, лопатку достать, а они уже окоп заканчивали.
Смелости и отваги у многих из них не было, но трудолюбия не занимать. Этот казах успел окопаться и лежал на животе в неглубоком окопе, разрывная пуля попала ему в лопатку, всю спину разворотило, он уже не шевелился.
Рядом кричал кавказец, я его не помню, знаю точно, что с Кавказа, у него не было руки и нижняя челюсть разбита. Он говорит что-то, а не поймешь. Я прижал культю и стал перевязывать, намотал бинт, а он проваливается между рукой и туловищем, и кровь идет, не получается. Санинструктору кричу: "Я не могу, не получается, помоги". В общем, управились мы. Такое получилось у меня боевое крещение.
Ведь получилось так, когда я лежал под пулями, они бились в землю прям рядом со мной, меня присыпало пылью, а когда я поднял голову, я разглядел силуэт летчика, так низко они пролетали. Это очень страшно! Очень. Я все запомнил досконально, но до сих пор я не могу понять, почему они не попали в меня. Ведь все, кто был рядом, были или убиты, или тяжело ранены, а у меня ни царапины! Почему?
Живые пошли дальше, на Днепр. Поодаль от того места нас подобрали "полуторки", раненых на восток, а мы на запад. Кстати, через бюро розыска я нашел, кто где похоронен из погибших там ребят. Миша похоронен в Полтаве. А кто там погиб, мы не хоронили - приказ: "Живые вперед!".
Доехали мы до Днепра, там были очень сильные и жестокие бои. После них от нашего взвода осталось пять человек, кто погиб, а кто и утонул. Из листовок мы поняли, что немцы будут держаться тут крепко. Они писали: "Скорее Днепр повернет свои воды вспять, чем Красная Армия переправится через него".
До форсирования немецкая авиация бомбила беспрерывно, с утра и до вечера. Они не давали нам пошевелиться, я мог только считать налетающие самолеты. Мы окопы вырыли и в них лежали. В основном по 30 самолетов налетало на наш участок. Только досчитаешь - 25, 26, 27, смотришь, уже новая группа летит, и так до темна. А ночью они вешали над рекой осветительные ракеты. Ну и попробуй переправляться! И так было долго - две или три недели.