— Коля, ну-ка, назад, — оттолкнул его Коротков.
— Да вы чего, братцы? — изумился Николай. — Я же руку хотел человеку пожать. Я евреев-то люблю! Он чего, подумал, что я бить его буду что ли? Да сдался он мне! Ты, Семен за кого в арабо-израильском конфликте, кстати? А?
— За наших, — заикаясь ответил Семен.
— Во! Молодец мужик! И я за наших! Ну к черту этих арабов! Ты прикинь, Серег, и ты Сёма тоже, если этим уродам в руки бомба атомная попадет? А? Да я бы этот Иран сам лично разбомбил!
На Иран Николай переключился исключительно по наитию, так не слова больше не сказав ни про Израиль, ни про Палестину. Вся его дальнейшая витиеватая речь сводилась к тому, что рано или поздно кто-нибудь в кого-нибудь все же шарахнет, но лучше, чтобы это были мы, а не в нас.
— Понимаешь, Семен, тут палка о двух концах, — проявлял просто удивительные для своего уровня развития политологические способности Николай. — Вот мы все за Израиль тут. Ты, кстати, Серега, за Израиль? Правильно! А вот США тоже за Израиль! Вот чего плохо-то… Мы ж с ними ракеты сокращаем, сокращаем, а они чего? Хрен два они чего сокращают. В итоге мы без штанов останемся, а они нас закидают ими как тухлыми яйцами. И Израиль вместе с ними. Понимаешь, Семен? Так теперь ты мне скажи, чего хорошего в твоем Израиле?
Семен совсем запутался в Колиных выкладках. Пришлось за него вступаться Короткову.
— Что-то я, Коль, тебя не совсем понял. То ты за Израиль, то против…
— Правильно! Я против, но я же и за! Понимаешь? Ведь если их не будет, то арабы со всякими там хрен знает кем загребут все — и тогда по нам шибанут. За все сразу отомстят. За Чечню. У меня сосед там был…
Его понесло. Следующие пятнадцать минут он в красках рассказывал про своего соседа, который воевал в Чечне, вернувшись оттуда без ноги и с одним глазом.
— Так выходит, Коль, что для нас — то никакой разницы и нет, — резюмировал Коротков, когда история про соседа прервалась, ибо Николай потянулся за водкой, потеряв нить повествования.
— Это как же нет? — Рука Коли зависла с бутылкой в руке. — Почему ж нет?
— Ну так в любом случае по нам долбанут. А какая разница кто?
— Эээ, нет, Серега, не черта ты не понимаешь! — Коля снова начал заводиться. — Если мусульмане решат кашу заварить, то хрен ты с ними договоришься. Ни о чем ты с ними не договоришься. Они и предупреждать не будут. Пойдешь утром на работу в свою ментовку, голову поднимешь, а в тебя уже ракеты косяком идут. Вот так и будет. А с этими еще остается шанс. Понимаешь? Семен, скажи ты ему!
Семен послушно закивал головой.
— Хотя, — вдруг неожиданно грустно и тоскливо сказал Николай, — я во все это не верю. Успокаиваю себя. Разницы и правда никакой — итог все равно один будет. Но ты, Семен не бойся, ты хоть и еврей, я тебя бить не буду… Полезай на свою полку. Спать будем ложиться.
Они убрали со стола, свалив все отходы в полиэтиленовый мешок и отправив с ним Семена в район туалета. А потом расстелились и легли.
Коротков еще долго не мог заснуть, случая оглушительный храп Николая. А когда заснул, ему приснились косяки ракет с ядерными боеголовками, которые словно птицы летели в московском небе…
Глава 2
Арт сидел на берегу озера Сенеж, кутаясь в ватник, и читал. Над ним был навес, сооруженный кем-то из ребят, чтобы хоть иногда можно было расслабиться и просто посидеть, глядя на воду. И пусть вокруг серая унылая хмарь, пусть мир стал таким, каким он стал, но жизнь, в любом случае, продолжается. А, значит, надо жить!
На деревянном столе перед Артом лежала обожженная тетрадь, которую ему перед выходом из бункера дал Солдат. Солдат был заместителем Командующего — главного в Лесу и лидера Сопротивления. Солдата звали Дмитрием Солдатовым, а Командующего — Владимиром. Фамилию его никто не называл, как понял Арт, из соображений безопасности. Его он видел всего один раз, сразу после того, как они добрались до Леса. Владимир был невысоким крепким мужчиной. Светлые волосы на его голове были коротко острижено, а чуть резкие черты лица придавали всему его образу мужественный вид, вызывая уважение.
Солдат был другим. Арт сразу заметил, что с ним ему будет проще. Да и, как выяснилось, общаться ему пришлось именно с Дмитрием. Внешность у Солдата, несмотря на прозвище, была более мягкая и располагающая. Как и голос.
Манеры у Димы (он сам велел Арту так его называть) были под стать внешности. Никаких резких движений, плавность даже какая-то. Но, в то же время, чувствовалась в нем выправка и закалка. Да ведь и не зря Командующий сделал его своим замом.
Так размышлял Арт, сидя возле озера и вглядываясь в серую пустоту. Вода была неспокойна — рябь то и дело набегала с разных сторон, заставляя небольшие волны набегать друг на друга. Эту особенность ветра Арт уже понял. Видимо, что-то случилось в атмосферных слоях, отчего образование ветреных потоков стало хаотичным и беспорядочным. Ветер дул сразу со всех сторон, а иногда прекращался вовсе. Арт вспомнил, что однажды еще в институте ему на глаза попалась какая-то статья, посвященная проблеме «ядерной зимы». В статье говорилось, что в случае глобального катаклизма огромные массы пепла поднимутся в атмосферу, что и породит нарушение всех природных процессов, в том числе и связанных с направлениями ветра.
Арт посмотрел на тетрадь. Солдат сказал, что тетрадь многое объяснит. Что ее читали все вновь прибывшие. Внешне она выглядела так, словно кто-то в последний момент спас ее от огня. Концы были обожжены, а бумага из белой превратилась в серую. Арт открыл первую страницу, на которой ровным подчерком было написано:
ДНЕВНИК ИВАНА КРАЕВА
Он перевернул страницу и начал читать. Первая запись в тетради датировалась шестым марта тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года.
«6 марта 1984 года
Это первая запись в моем дневнике. И она будет не самой веселой. Но, надеюсь, перечитав ее лет этак через десять, я просто улыбнусь, вспоминая свои беспочвенные страхи и воспоминания. Итак, начну.
Международная обстановка все больше обостряется. Вчера в программе „Время“ почти полчаса рассказывала про новые инициативы со стороны Соединенных Штатов Америки. Мы обсуждали это сегодня на заседании партийной ячейки, но к единому выводу так и не пришли. Очень все странно. Что еще за „Стратегическая оборонная инициатива“? И почему о ней заговорили только теперь? В программе „Время“ сообщили же, что ее разработка началась еще в восемьдесят третьем…
Разговаривали вчера с Костей по телефону по этому поводу. Он тоже мало что понимает, но, по крайней мере, у него в институте побольше сведений, чем у нас на заводе. Костя говорит, что дело идет к большой войне, что Черненко совсем плох, а там (он сказал „там“, но я — то понял, что разговор идет о США) боятся, что к власти придут люди из Комитета, которые ударят первыми. Вот такие разговоры, значит, ходят среди интеллигенции…
У нас же на заводе пока все спокойно. Если не считать повального пьянства среди рабочих, то проблем, практически нет. Но не спокойно на душе. В чем проблема?
7 марта 1984 года
Все тоже самое. Одни и те же новости, в которых повторяют, словно стихи, избитые истины. Советский Союз за мир, за солидарность, за… Да, мы знаем все это — зачем напоминать по сто раз на дню? Они что, держат нас за тупых баранов?
Сейчас около одиннадцати. Маша уложила Павлика, а сама теперь в ванной. Я на кухне. Курю и делаю эту запись. Маша не знает, что сегодня я пришел с работы раньше обычного. Ко мне приезжал Костя. Он знает, как настроить западное радио. Я сначала сомневался, но потом пришел к выводу, что другого выхода просто нет: иначе можно будет сдохнуть от этой неизвестности. Костя пришел в шестнадцать ноль-ноль. Мы включили мой прибалтийский „многоканальник“, и Костя долго крутил ручки, пристраивая принесенную с собой специальную антенну. У нас получилось.
Я английский не знаю, но Костя владеет свободно. Он переводил. Если не долго, то говорили примерно следующее: генеральный секретарь компартии СССР при смерти, а к власти в стране рвутся высокопоставленные сотрудники Комитета государственной безопасности. Если произойдет худшее и ситуация выйдет из-под контроля, США нанесут превентивный удар по территории Советского Союза.