— Ладно, давай-ка пока все пессимистические мысли оставим за бортом и поговорим о другом. Правда, тоже, не менее веслом, но, по крайней мере, не таком фатальном. Меня сейчас интересует вопрос, откуда этот «эвакуатор» взялся у плохих ребят, о которых я тебе говорил. Раз уж такая ситуация, то скрывать мне от тебя теперь нечего. Точно такой же прибор есть у откровенных бандитов. Уголовников. Сейчас один из них скрылся вообще, после некоторых событий, а второй подался в Иркутск, прихватив с собой агрегат. Какие есть мысли на этот счет?
Петька на минуту призадумался, после чего изложил свою версию:
— Думаю, что тот первый, который, как вы сказали, скрылся, никуда не скрывался, а отправился туда. Зачем — понятия не имею. Что касается второго, то он такой же хранитель как и я.
Звучало все вполне правдоподобно. Принимая этот вариант, оставался лишь один вопрос: как аппарат попал в руки Алмазяна и зачем он ему нужен. Но здесь Строков был бесполезен.
Коротков выматерил себя за то, что дал Алику уйти. Надо было его задерживать, и плевать на всех этих гэбэшников и правила. Впрочем, еще не все было потеряно — Надеждина можно было вполне отыскать и в Иркутске. И это надо было сделать в первую очередь.
— Что будем делать с «эвакуатором»? — неожиданно спросил Петька.
— Ну, а что с ним делать?… Думаю, стоит вернуть его в тайник.
Строков согласился, сказав, что тоже думал именно об этом, так как на всякий случай лучше, чтобы «эвакуатор» лежал на своем месте — вдруг кто-нибудь все же появится оттуда. Они расплатились и покинули кафе. Петька сказал, что хочет прогуляться, а потому ехать на машине отказался. Короткову такой вариант был даже лучше — ему в любом случае надо было сейчас возвращаться на озеро. Строкова он уговорил не ехать, поклявшись и побожившись, что «эвакуатор» не окажется нигде, кроме как в тайнике.
И майор снова помчался в область. По дороге он позвонил Оле, сказав, что будет поздно, и выразил сомнение вообще в целесообразности своего визита. Но тут же получил жесткий отпор:
— Никаких возражений не принимается. Я тебя жду.
Коротков спорить не стал, а просто тихо порадовался неожиданно свалившемуся на него счастью. Добравшись до леска на берегу Сенежа, он бережно опустил «эвакуатор» в углубление и замаскировал место так, чтобы при всем желании ни у кого не возникло подозрений, что здесь что-то не так. Походив вокруг тайника и оценив его со всех сторон, майор остался доволен своей работой — придраться было не к чему.
Назад он ехал долго — в Москву тянулась длиннющая пробка, а на въезде в Москву машины вообще встали. От нечего делать Коротков курил и слушал новости по радио, которое уже порядком надоело. Вокруг него в машинах сидели такие же страдальцы, косящиеся на соседей и тут же отводящие глаза, словно боясь встретиться взглядом с незнакомцем. Большой город…
Глядя на жизнь за окном автомобиля, следователь невольно перешел на мысли о той, другой Москве, о которой ему рассказал Строков. Он попытался представить себе этот город. Но воображения у Короткова работало не очень, и никакой явственной картины увидеть ему не удалось. Зато майор неожиданно вспомнил картины Олиной подруги, которые все как одна были посвящены интересующей его тематике. Их Коротков помнил очень даже хорошо.
Машины двигались в час по чайной ложке. Где-то слева произошло ДТП. Взбалмошная дамочка выскочила из своего красного «Пежо» и начала голосить, явно взывая к общественному мнению. Водители равнодушно взирали на это зрелище — все понимали, что в аварии виновата именно она.
В глубине души Коротков посочувствовал и девушке, и тому, в кого она врезалась — гаишников им предстояло прождать ни один час. Сам Коротков в дорожно-транспортные происшествия попадал всего пару раз в жизни, да и то не по своей вине. Оба случая произошли уже в бытность его сотрудником милиции, а потому вопросы все решились сами собой, безо всяких осложнений. С одной стороны майор был рад тому, что корочка позволяла ему избегать некоторых жизненных неприятностей и затруднений, но с другой, он великолепно помнил лица людей, которые сталкивались с ним. Они смотрели на него как на гуманоида, который хочет поработить их. В их глазах была ненависть. Но, и это майора всегда удивляло, вместе с этой ненавистью в глазах оппонентов читался и страх. А, как хорошо было известно Сергею Ивановичу, страх вообще был сильнейшим катализатором других эмоциональных проявлений, первым из которых и была, кстати, ненависть.
Размышляя об этой дуальности сущего, Коротков и не заметил, как пробка постепенно рассосалась, и движение ускорилось. До его дома оставалось совсем недалеко. Но туда ему было совсем не нужно — майора ждала девушка, сумевшая пробить брешь в его бронированном сердце, которое уже не верило, что любовь еще когда-нибудь сможет найти в нем хотя бы минимальное жизненное пространство. А вот нашло ведь!
На душе у Короткова стало тепло. Предвкушение встречи с любимой (а в том, что это любовь он уже ни на секунду не сомневался) наполняло его счастьем и неописуемым восторгом. Короткову даже было стыдно пред самим собой, за то, что он практически не может совладать со своими чувствами. А еще за то, что они вытесняли мысли о работе. Да не просто о работе…
«М-да…Я сегодня узнал, что существует какой-то параллельный мир, а сам о чем думаю?», — усмехнулся про себя Коротков.
Глава 4
Арт сидел на скамейке напротив дяды Славы и с отвращением наблюдал, как тот поглощает черную слизь. Есть хотелось так, что казалось, еще немного и желудок свернется в узел. Но чувство брезгливости перевешивало — Арт не мог себя заставить отправить в рот хотя бы ложку этого месива.
— Может, поешь? — осведомился Славик, слизывая с губ черное варево. — Мне не надо, чтобы ты тут с голоду подох. Мне потом Солдат голову снимет.
— А нормальной еды нет? — Арт прекрасно понимал всю бессмысленность вопроса, но, как известно, надежда умирает последней.
— Слушай, Олег. — До Арта не сразу дошло, что старик обращается к нему. К своему новому имени он никак не мог привыкнуть. — Я вот смотрю на тебя и думаю: ты дурак или прикидываешься? У вас там все что ли такие?
Этот вопрос Арт гордо проигнорировал, решив, что вступать в дискуссию смысла нет никакого. К тому же, ответ на главный вопрос он уже получил: другой еды нет и не предвидится.
— Ну, так чего? Накладывать?
— Накладывайте.
Славик с грохотом опустил на стол алюминиевую миску, которую, как показалось Арту, никто никогда даже не пытался мыть, и смачно сбросил в нее три больших ложки каши.
— Давай, жри, — кивнул он на миску.
Арт обреченно подошел к столу, превозмогая боль во всем теле от полученных ударов и тошноту, которая неотвратимо подступала к горлу. Опустившись на табурет, он взял ложку и вяло помешал ей содержимое тарелки. Надо было поесть. Другого пути не было — иначе можно было просто загнуться от голода, а голова и так уже раскалывалась.
Зачерпнув каши, Арт задержал дыхание и отправил ложку в рот, тут же проглотив жидко-вязкую субстанцию. Прислушавшись к своему организму, он понял, что обратно ничего не просится, а привкус во рту остался вполне терпимый. Съев еще несколько ложек, Арт выдохнул и почувствовал, что дыхание его наполнило все вокруг запахом не то гнили, не то просто обычных помоев.
Доедать он не стал — хорошо, что хоть что-то попало в желудок, на какое-то время этого должно было хватить. Дядя Слава с ухмылкой забрал у Арта миску и сообщил, что через полчаса тот должен быть во дворе, а пока может пойти отдохнуть.
Арт вышел из-за стола и побрел в свой сарай. Тело ныло, ужасно хотелось прилечь. Дойдя до скамейки, он осторожно улегся на нее, стараясь не соприкасаться ушибленными местами с деревянной поверхностью. Заснул он, не успев еще закрыть глаза. Просто провалился в глубокий тяжелый сон. И, конечно, проспал назначенное Славиком время…
Проснулся Арт от такого сокрушительного удара в бедро, после которого он еще три минуты извивался на полу, то воя, то переходя на крик.