Албазинцы отбивали неприятеля. На шатровые башни, в бойницы, в черные подлазы без устали таскали жонки, подростки камни, смолу, засыпали песком и землей опаленные огнем бревна крепости.
Байдонов свел брови, озабоченно вздохнул, вытащил из-за пазухи тряпицу, подал:
— На, Ярофей, вытри кровь и сажу со лба и скул. Как черти в пекле горим…
Ярофей силился отшутиться:
— Хорош и ты, словно тебя приласкала стрела-змеевка — через всю щеку ссадина, присыпь пеплом…
Ударила большая пушка с корабля Синь-готу, и все опять смолкло. Ярофей усмехнулся:
— Чуешь, скудеют…
— То, Ярофей, хитрость, так смекаю… У нас же в погребах порох на исходе… Надобно из пушек бить с толком, только по скопищу, по кораблям.
Прибежала Степанида, растрепанная, чумазая, с ободранными в кровь руками, исцарапанным лицом.
— Лихо, Ярофеюшка!..
— Что?
— Из колодца вода ушла! Муть черпают жонки, и та на исходе…
— Так ли? — усомнился Байдонов. — Пойдем, Ярофей!
Подошли к колодцу. Байдонов опустил бадью и вытащил — вместо воды зачерпнулась желтая глинистая муть.
Подумали атаманы, прикинули. Сняли с шатровых башен да бойниц двадцать казаков, в ночь вырыли внизу двора крепости глубокий колодец. Хотя скупо он наполнялся, однако воду добыли. К новому колодцу поставили строгого раздатчика, чтоб делил он воду без обиды.
Пушкари Синь-готу приволокли к ближнему валу пушку-маломерку и ударили из нее по правой башне крепости.
От удара вздрогнула башня, оборвалась крыша и придавила казаков, а с ними и Афанасия Байдонова.
Опечалились албазинцы. Ярофей Сабуров потемнел лицом, опал, одинокий глаз прятал, ходил, склонив голову.
Афанасия Байдонова схоронили возле стены. Хоронили под бой пушек, вой стрел и взлеты огненных языков.
Потеря Афанасия Байдонова, мужа храброго и разумного, обессилила крепость.
Все запасы Ярофей наказал собрать и запереть в подземный погреб, давать по малой толике лишь пушкарям да самопальщикам.
Спотыкаясь, вышел Сабуров и поднялся на шатровую башню. Вглядываясь в пороховую пелену и огневые всплески, сам наводил пушку. За спиной, над головой атамана взвизгнул камень и упал, отскочив от бревенчатого шатра. Оглянулся Ярофей, камень метнул молодой казак Ленька Зазнамов, сын храброго албазинца Петра Зазнамова.
Ленька, обезумев, бежал по крепостному двору и кричал:
— Казаки, одноглазый пес, Ярошка, нас не спасет! Надобно крепость сдать!..
Несколько казаков бросили самопалы, спрыгнули с шатров на землю, Ярофей ринулся на трусов, но корабельные пушкари ударили из пушек по шатру; Ярофей торопливо спустился вниз. Казаки разбежались.
Тогда вылез из подлаза Соболиный Дядька — старец дряхлый, обнажил белую голову и, опираясь одной рукой на костыль, а другой на бревенчатый оклад, призывал:
— Казаки!
Около него собрался немалый круг. Соболиный Дядька говорил:
— Казаки! Отчего терпим изменников и трусов? Надо их повывести с корнем.
Ветер разметал седые космы старца, а он, задыхаясь и падая, говорил:
— Казаки, умрем, как подобает русским воинам!
Старца снесли в шатровую подклеть.
Казаки разошлись по бойницам и подлазам, отбиваясь кто чем мог.
Синь-готу подтянул пушки еще ближе. Пушки ударили по крепости, подожгли ее с трех сторон.
С кучей храбрецов Ярофей спас крепость от огня. Синь-готу, встретив неслыханное упорство русских и терпя в огневых запасах нужду, послал в крепость четырех маньчжуров и доктора-иезуита. Посланцы через толмача, подойдя к крепостному валу, кричали:
— Сдавайтесь на милость великого богдыхана!
Ярофей отвечал с башни крепости:
— Не бывать тому! Милости богдыхановы нам ведомы — то петля да могила!..
Маньчжуры уговаривали:
— Великий богдыхан проведал о ваших бедах: многие от ран умирают, истекая кровью! Шлем доктора и лекарства травяные! Такова милость богдыханова.
Ярофей посланцев Синь-готу в крепость не пустил:
— Не ищем ваших милостей! Все в добром здравии проживаем!
Синь-готу, пораженный столь непреклонной силой албазинцев, решил крепость окружить.
На заре Ярофей Сабуров с сотней казаков ринулся из крепости в тайный пролаз.
Синь-готу видел, что сила русских мала.
Конники густой цепью окружили казаков и теснили их к Амуру.
Казаки отбивались.
Сабуров махал саблей, кричал. Крик тонул, глох… Казаки не слышали голоса атамана.
Маньчжурские воины, вскинув желтое знамя, кинулись в атаку, казаков смяли и опрокинули.