- А ничего не делать.
Он догнал Придона, в его глазах был живейший интерес и не было жалости или сострадания.
- Почему? - спросил Придон.
- Не знаю, - ответил Тур беспечно. - А разве он что-то тебе сделал?.. Да ничё. А вот ты тряхнул их всех!.. Еще как тряхнул.
- То был не я!
- Да знаю, - отмахнулся Тур. - Как будто я не знаю,
что ты никогда бы не взял в руки ту гадость... Но, Придон, расскажи, каково это... ну, когда в тебя вселяется бог? Придон зябко передернул плечами.
- Даже не... я просто не могу вспомнить! Это было... просто мною завладела некая могучая сила. Я чувствовал, что вот-вот лопну, ибо она чересчур велика. Я не знаю, как меня не на куски... Я чувствовал, что в моих силах одной рукой ухватить за небо, другой - за землю и столкнуть их вместе!
Теперь уже Тур содрогнулся всем телом.
- Представляю, какой был бы грохот!
ГЛАВА 5
Не скоро Придон понял, что не заблудились вовсе, не кружат, как зачарованные, на одном месте, а их просто выносит из одного базара на другой, ибо все улицы куявской столицы - базар, по обе стороны широких площадей торгуют все и всем, как ручейками соединяя эти болота, такие смрадные и такие красивые.
Дважды останавливались перекусить куявскими сдобными лепешками, чересчур мягкими и сытными, побывали у храма богов Перуна и Хорса, куявы чтут их превыше всех богов, Аснерд на всякий случай положил в жертвенную чашу по мелкой монете, Вяземайт ревниво заворчал, Аснерд сказал резонно:
- Да ты чё?.. Богов чту, я не нынешняя молодежь...
- Не тех богов чтешь, - сказал ревниво Вяземайт. - Наш верховный вождь - Даждьбог, превыше он всех, и ему первому треба!..
- Ты жрец, - прогудел Аснерд, - тебе виднее.
- Не жрец, а волхв! - возразил Вяземайт уже обозлен-но. - Пора запомнить, каменюка!
- Да какая разница?
- Огромная!
Скилл посматривал с усмешкой, но, когда наставники ссорятся, не следует вмешиваться даже сыну тцара. Конечно, Артания - превыше всех стран и народов, ибо само слово "арта" на древних и потому священных языках означает "Ис
тина, Правда, Верный Путь", и в самом деле артане умерших и погибших хоронят в курганах и могильниках, а побережные кладут в ладью и отправляют в море, в то время как в дикой Куявии, Славии или Вантите трупы сжигают, оскорбляя священный огонь.
С другой стороны, у всех трех стран одни и те же боги, только в одной больше чтят Велеса и жену его Мокошь, это в Славии, здесь, в Куявии, судя по всему, поклоняются Перуну и Хорсу, в то время как они, артане, превыше всех чтут Даждь-бога, после него - Радегаста, но приносят жертву и противнику Радегаста и Даждьбога - Чернобогу, ибо силу и доблесть надо уважать даже у противников. .. Придон богов ни разу не видел, даже не встречал тех, кто с ними встречался хоть раз, потому даже с коня не слез перед храмами, перед глазами стоит нежное девичье лицо с удивленно приподнятыми бровями, глаза смотрят вопрошающе, но что он может сказать? Возьми мое сердце, а мне дай твое?
Он только слышал, как его мудрый брат Скилл сказал, обрывая спор воеводы с волхвом:
- Перестаньте! Пора бы знать, что устами Вяземайта то и дело глаголет истина...
- И такое при этом несет! - поддакнул Аснерд лицемерно.
Храмы и последний базар наконец остались за спиной, неспешно ехали через город уже по широкой, вымощенной булыжником улице. Артане негромко переговаривались, Придон не понял, то ли делают вид, что ничего особенно не случилось, то ли в самом деле забыли о его выходке. В этом дивном городе столько всего необычного, глаза разбегаются, голова кружится от обилия красок, в ушах звенят веселые крики, песни, музыка, колокольчики, бубенцы, слышен крик верблюдов, ослов.
Наступал тихий вечер, за северной стеной города огромная башня из черного камня зловеще пламенела под красными лучами заходящего солнца. В небе застыли подсвеченные снизу облака, похожие на повязки, пропитавшиеся свежей кровью. Багровые блики медленно, по мере того как опускалось
солнце, всползали по блестящим стенам к зубчатой плоской крыше. По коже пробежал недобрый холодок, пробрался вовнутрь. Придон ощутил всеми внутренностями несокрушимость башни, и все естество возмутилось этим вызовом, в груди начало нарастать злобное рычание, а пальцы сжались на рукояти топора.
- Как туда забираются? - спросил он зло.
Вяземайт бросил короткий взгляд, на лице не отразилось вроде бы ничего, но Придон хорошо знал старого волхва, тот эту башню ненавидит давно, ненавидит люто. Но заставил себя не замечать этот вызов, ибо принять и ответить не может.
- Там живут, - буркнул Вяземайт.
- Но как же... - начал Придон, потом догадался, - вход заделали?
- Да.
- Но как же... у колдуна что, еды и воды на сто лет? Вяземайт бросил на башню хмурый взгляд, голос стал неприятным:
- Им носят еду только первый год. За это время проклятые колдуны что-то там накапливают...
- Так все ж протухнет!
- Нет, не еду копят, а свою подлую магию. Еда им уже ни к чему. Как-то обходятся... Или как-то сами. Словом, колдуны с тех пор уже не спускаются. Потому и замуровываются.
Придон пристально смотрел на башню.
- Не поверю, чтобы ни разу не спускались. Вяземайт сказал с неудовольствием:
- Кто знает? Может, и сейчас невидимыми среди нас бродят.
Придон ощутил болезненный укол в правое плечо. Удержался от инстинктивного желания ухватиться за раненое место, скосил глаза, держа голову по-прежнему прямо, а лицо надменно каменным.
У одинокой лавки торговца всякой дрянью перебирал на прилавке пучки трав высокий старик в халате до земли и в высокой шляпе. Седые волосы падают на плечи, халат разрисо
ван хвостатыми звездами, а рядом мальчишка лет десяти, он как раз и смотрит на Придона неотрывно, зло. В странно бесцветных глазах клубится туман, застилает все лицо.
Внезапно Придон ощутил себя в черном мире. Все стало черным: дома, люди, а на черном небе страшно горит, разбрасывая длинные космы, еще более черное солнце. Исчезли звуки, даже конь ступает бесшумно, не слышно поскрипывания сбруи, звяканья удил, стремян.
Он стиснул зубы, надеясь, что лицо высокомерное, а взгляд направлен вперед. Чернота взорвалась ярким светом, все стало контрастным, рельефным до рези в глазах. Он мог различить всех муравьев, бегающих по плитам, видел у старого колдуна выпавшую ресницу, прилипла на щеке, ноздри выворачивает от наплыва моря запахов, ароматов - он чувствовал с удесятеренной силой все, что на расстоянии полета стрелы, и, глядя в удаляющуюся широченную спину Аснерда, мог перечислить, что воевода ел, пил, какой рукой чесался и какую именно служанку сгреб в сенях корчмы.