Бросалось в глаза, что здесь было много пожилых людей и лощёного молодняка. Старушки на меня почему-то смотрели с неодобрением — будто я производила впечатление «ой фу». Молодняк мог пробежать заинтересованным взглядом, но неизменно приходил к выводу: «Фи!» Парни сливались в однотипные пятна: сплошь в белых футболках и серых шортах, в чёрных очках, с большими сумками, напоминающими женские — всё это великолепие по тону совпадало с тёмной платформой. Девчонки, наоборот, пестрили летними нарядами, ветер очень любил их волосы, от чего женские ручки постоянно убирали локоны набок.
— Будьте внимательны! К первой платформе прибывает поезд! — из динамиков зазвучал мужской голос.
Я поднялась со скамьи и подошла к яркой белой линии. Рассеянным взглядом осмотрела мыски чужих ботинок. И внезапно заметила очень даже красивую обувь. Заинтересованно подняла глаза, чтобы посмотреть на её обладателя.
В метре от меня стоял Руперт Берлингер.
Его лицо не светилось на рекламных роликах, в последние несколько лет он не появлялся в ток-шоу, не давал интервью, а его презентации не крутили по новостям. Лишь немногие знали его в лицо — именно поэтому рядом с ним никогда не бывало толп фанатов.
Руперт Берлингер выглядел, как обычный госслужащий. Если специально не присматриваться, то и не заметишь, что он одет от ведущих дизайнеров Акамара. Этот сгорбившийся мужчина вообще не производил впечатления гендиректора. Его виски покрылись лёгкой сединой, тёмные короткие волосы растрепались, клетчатая рубашка мятой тряпкой была заправлена в штаны.
Он уткнулся в планшет и что-то увлечённо печатал, даже не заметил, как подошёл поезд. Очнулся, только когда его стали толкать с разных сторон. Неровной походкой зашёл в вагон, пристроился в углу и продолжил печатать.
Я с жадным любопытством разглядывала отца, гадая, что же он там строчит? Решают, кто станет стажёром фирмы? Уже решили и рассылают результаты? Любовная переписка? Может, он придумал новую формулу для очередного артефакта?
Руперт Берлингер почувствовал на себе чужой взгляд и внезапно оторвался от планшета. Мы удивлённо уставились друг на друга.
— Станция «Оранжевая»! — оглушил нас диктор.
Отец поспешно подошёл к дверям, и, не глядя на меня, вышел.
Я успела заметить, что на планшете он раскладывал пасьянс.
Мне предстояло проехать ещё розовую, жёлтую и зелёную ветки — это по билету. По голубой и синей пойду уже пешком. Мой район находился почти в самом конце города. После нас оставалась только фиолетовая ветка, однако, несмотря на крайнее расположение, трущобами всё равно считалась синяя.
Я с замиранием сердца проверила почту. Письма из «Берлингера» не было.
Фиолетовый район был своего рода учебным городком. Целую ветку отвели под детские сады, школы, колледжи и институты. Когда-то планировалось, что все здания будут выстроены по градации знаний. Но пока власти отстраивали муниципальные учреждения, арендодатели по-быстрому продали свободные места частникам. В итоге там получилась куча мала. Например, по одну сторону от моего колледжа располагался престижный Акамарский университет, а по другую — ясли.
Поезд брынчал, вагоны тряслись, пассажиры, уставшие от повседневной суеты, уткнулись кто куда: в электронные книги, смартфоны, кто-то спал, а кто-то предпочитал наслаждаться обществом друг друга даже в душном поезде.
У парня и девушки были часы с фирменным логотипом «Берлингер» — изящная буква «Б», обведённая кругом. Часы-артефакты. Я присмотрелась к влюблённым внимательнее. Интересно, какие эмоции они себе купили? Счастье? Страсть?
— Станция «Розовая»!
Освободилось сразу несколько сидячих мест. Убедившись, что никто не хочет их занять, я присела. Платформа была крытой — от солнца пассажиров защищал светло-зелёный пластик. На нём из окна поезда была видна огромная надпись «ТЕПЕРЬ ПРЕДМЕТЫ ЛЮБЯТ ЗА ТЕБЯ». Ещё не успели стереть.
Я обновила почту. Ничего.
Если оранжевая ветка отводилась под элитное жильё, то в розовом квартале располагались дорогие бутики, рестораны, театр, теле- и радиостудии. Весь модельный бизнес был сосредоточен на этой ветке.
Другое дело — жёлтая ветка, её ещё называют мэрогеддон. Всё потому, что этот район отведен под чиновничьи нужды. Мэрия, департаменты, здание полиции, суд, тюрьма, военная поликлиника, даже жилой квартал для льготников — всё здесь. За порядком на этой ветке следили строго. Никаких надписей от антиартефаков и в помине не было. А если кто и пытался влезть со своим граффити, то его быстро отправляли в тюрьму — обычно на 15 суток.