— Нет, — шёпотом отказалась и неосознанным движением потёрла горло.
— Как хочешь. Мне показалось, ты на грани. Особенно, после сегодняшнего.
Парень начал убирать пластинку обратно в карман, но в последний момент я схватила его за запястье, останавливая.
— Не здесь, — выдавила одними губами.
Потянула его за собой, завела в кабинку и сменила индикатор на красный. Места было катастрофически мало, мы подозрительно интимно прижимались друг к другу. Я кое-как приподняла левую руку и протянула ладонь.
— Это не так делается, — хмыкнул Ник. — Отклони голову. Мне нужна твоя шея.
Я недоверчиво посмотрела на наглую рожу блондина.
— Забей, Берлингер, я не собираюсь тебя убивать. Можешь мне довериться. Но только в этот раз, — злорадно ухмыльнулся он.
Поколебавшись секунду, всё же отклонила голову, предоставляя светловолосому вампиру вены на шее. Он отклеил прозрачную пластинку и прилепил её к моей бледной коже.
— Эта штука дорогая вообще-то. Но тебе бесплатно. И мы квиты.
Я пристально разглядывала его профиль. Мой нос едва не коснулся его щеки.
— За ту ночь? — уточнила тихо-тихо.
— Ага. Чтобы подействовало, нужна слюна. Тогда всё впитается.
Окатило волной растерянности и смущения. Юргес подарил игривую улыбочку и добавил:
— Не принимай на свой счёт.
После чего очень интимным движением облизал мне именно ту область шеи, на которую приклеил пластину. Я содрогнулась от мурашек, разбежавшихся по всему телу.
— Теперь ты. — Ник оторвался от меня и протянул вторую пластиковую коробочку.
Полоску отклеил сам. Я взяла её левой, слегка трясущейся рукой и налепила ему на шею.
— Нагнись, — прошептала-прохрипела.
— Что?
— Я не достаю.
Он послушался. Облизывать его шею было… странно. С одной стороны — невыразимый разврат, с другой — не спать же я с ним собираюсь.
Эффект мы ощутили почти сразу. Я прислонилась к стене кабинки и блаженно закрыла глаза. Это было даже больше, чем спокойствие. Это было удовольствие. Наверное, такое же люди испытывают, примеряя на себя артефакты.
— Не квиты, — выдавила с закрытыми глазами.
— М?
Услышала «бум», почувствовала тяжесть мужского тела, открыла глаза. Ник упёрся лбом в стенку кабинки, вдавив в эту стенку заодно и меня. Его лицо оказалось совсем уж непозволительно близко.
— Ночь аварии. Мы никогда не будем квитами.
— Не понял.
— Ты никогда не откупишься.
Во взгляде Ника проступила затаённая злость. Он явно надеялся, что сегодняшний день станет последним, когда ему пришлось контактировать со мной по своей воле.
— На дух тебя не переношу, Берлингер, — поделился он милым замечанием.
— И я тебя.
— Супер. Другого ответа я и не ждал.
— И не дождешься. Поверь.
— Верю.
Мы помолчали некоторое время. Ник не двигался, я тоже. За пределами кабинки не раздавалось никаких звуков, туалет будто закрылся для посетителей.
— Я не Берлингер, — напомнила с небольшим опозданием. Мой голос оказался таким сиплым, что им можно было пугать детей. Хотя детей этой больницы подобным не напугаешь…
— Я бы на твоём месте взял фамилию отца.
— Ты не на моём месте.
— Я бы предположил, что ты не хочешь перекидывать его славу на себя. Хочешь сама сделать себе имя. Но это неправда.
— А что тогда правда?
— Ты знаешь, что в артефактике у тебя многое не получается. Это — твой путь к отступлению. Никто не скажет и слова, если вдруг сольётся не Эрин Берлингер, а Эрин Как-тебя-там…
— У меня… многое не получается? — уточнила сипло.
Ник вздохнул — отчего-то тяжело. Оторвал лоб от стены, сделал шаг в сторону и опёрся на плечо. Парень был выше меня, так что ему легко было смотреть со снисхождением. И его очевидное преимущество в габаритах сильно давило.
— Ты сама всё прекрасно знаешь. Это, может, и твоё, но оно того стоит? Рядом с тобой люди в лифте умирают, ты падаешь с поездов, тебя предают коллеги, против тебя оборачиваются все старшие партнёры фирмы. Твой отец тебя выгнал, мой отец тоже настроен против тебя, а он занимает не последнее место в артефактике. Все против тебя.
— Ты тоже? — сглотнула.
— Я в первую очередь. Нет, ты можешь и дальше барахтаться в этой луже. Мне-то всё равно. Но посмотри на свою руку. Этого ты для себя хотела?
— Нет.
— Вот именно. Просто, скажи, ради чего тебе это всё?
Я посмотрела в пол.
— А тебе, — выдавила одними губами, и слова даже не прозвучали как вопрос.
— Честно? Сначала этого хотел мой отец. Потом я втянулся, мне понравилось. У меня это, извини, в генах.