— Значит, в ваших же интересах рассказать всё как можно скорее.
— Ну и упрямая же ты, — без особой радости заключил мужчина. — Я отведу тебя к его лечащему врачу, он тебе всё расскажет. Так пойдёт?
— Пойдёт, — сразу кивнула я.
Лечащим врачом Джоша оказалась женщина за тридцать — миниатюрная блондинка с уставшим лицом и заметными мешками под глазами. Её звали Кара Уилсон. То, как они переглянулись с доктором Дэппером, мне вообще, вот совсем-совсем не понравилось.
— Вы родственница? — уточнила она басистым, скорее мужским, голосом.
Максимальное несоответствие с её миниатюрным внешним видом.
— Я его девушка.
— Вы же пациентка этой больницы? — Она недоумённо приподняла брови.
— Так получилось. Расскажите, что с Джошем.
— Вы знали, что ваш парень прыгает на поезда? Экстремал, или как там это называется?
— Да, знала, — не стала врать.
Меня облучили таким немым укором, что я мысленно сгорела заживо.
— Вы думаете, я могла его с поезда, что ли, согнать? — спросила дрогнувшим голосом.
— Не знаю. — Ложь. Доктор Уилсон всё знала. Я тонула в её осуждении. — Результат, во всяком случае, ожидаемый. Парни прыгали с крыши и не рассчитали время приземления. Пока они летели, поехал поезд, и сбил вашего парня прямо в лобовую. Мы удалили часть печени, селезёнку, остановили внутренние кровотечения. МРТ показало сильную гематому, во время операции случился отёк мозга. Мы были вынуждены закончить и положить его в реанимацию. Сейчас Джош находится в коме.
Она говорила так быстро, буквально тараторила, как будто заучила текст наизусть и сейчас рассказывала его перед всем классом. Ей не хватало только стульчика, да и эмоционального выражения побольше.
— Он… он… ну… — Я пыталась всё это переварить, у меня не находилось слов. Не получалось сформулировать даже элементарный вопрос.
— Выйдет ли он из комы? — «помогла» доктор Уилсон. — Шансов мало. Но они есть. Мы будем ждать, наблюдать за его показателями.
— Отёк мозга… это же почти смертельно, — прошептала я. — Это же смерть.
— Вы врач? — Она выгнула бровь. Я покачала головой. — Если он лежит у нас на искусственном обеспечении, значит, не умер. У парня есть сорок дней, чтобы выкарабкаться.
— Сорок дней?! — Голова пухла от потока информации, не имеющей никакого смысла.
— В его медицинской карте стоит отказ от искусственного поддержания жизни в безнадёжном случае.
— Случай же не безнадёжный.
— Если через сорок дней не будет никаких изменений, то безнадёжный. — И снова этот тон. Она, что, робот?! — Девушка, не хороните парня раньше времени. Я видела случаи гораздо хуже. Из комы выходили и более тяжёлые пациенты.
— А… а артефакты?
— Во-первых, не существует таких артефактов, которые заставляют мозг работать. Во-вторых, даже если бы они существовали, Джош отказался от использования артефактов.
— Когда?!
— Ну не во время операции, — её голос пестрил раздражением. — Послушайте, возвращайтесь к себе. Мы делаем всё, что в наших силах. Сейчас вы ничем ему не поможете. Если верите в Бога, то лучше помолитесь. Это придаст сил и вам, и Джошу. Я серьёзно.
— Ладно. Спасибо. — Я развернулась, чтобы уйти, но вдруг замерла и спросила в пол-оборота: — То есть, если он не очнётся, вы его отключите?
— Да.
— А… а кого приглашают на эту процедуру? — Голос охрип.
— Вы рано его хороните.
— Кого. Приглашают. На эту. Процедуру? — процедила. — Мне можно будет прийти?
— Можно, — кивнула доктор Уилсон. — Вас зовут Эрин, да? Я вас запомню.
— А его вещи уже отдали родным?
— Эрин, он ещё не умер. Все его вещи лежат в палате. А… только один момент. Если это всё же произойдёт, Джош станет донором органов.
— Тоже какой-то пунктик в его карте, которую он заполнил перед комой?
— Он заполнил её намного раньше. Странно, что вы этого не сделали.
— И что же… зачем вы это говорите?
— У нас в больнице много детей ждут пересадку.
— И чем Джош поделится через сорок дней? — бесцветно уточнила я.
— Эрин, я всего лишь информирую вас.
— ЧЕМ?!
Доктор Уилсон сохраняла нейтральное выражение лица.
— Предварительно он идеальный донор сердца.
— Сердца? — Не знаю, как устояла на ногах.
— Вас это удивляет? Люди годами ждут здоровые органы, это, по-вашему, смешно?
— Это о-фи-ги-тель-но смешно. — Губы едва шевелились. — И как зовут счастливца?
— Я не имею права разглашать эту информацию.
— Ну как обычно, — брезгливо отмахнулась я. — Сердце моего друга хотят кому-то пересадить, а я даже имени его не знаю. И с кем же я буду дружить? Это сердце, знаете ли, одно на миллион. Вы такого доброго и забавного сердца больше никогда не найдёте! Так что пусть только попробует не оценить этого сердца!