Я и так в порядке.
— Что-то беспокоит? — дежурным голосом осведомилась врач — довольно неприятного вида женщина. Тонкая, сухая, с лицом строгой учительницы и низким, приказным голосом.
— Только ожоги, — ответила спокойно, глядя в пол.
Внутренне ощутила повисший в воздухе вопрос: «Ну и зачем ты тогда пришла?»
— Да, это частая проблема в Акамаре. Но, может, ранее что-то было? Насколько я понимаю, вы были в Эмире, когда…
— Ничего не болит. Ничего не беспокоит, — невежливо перебила я.
— В столичной больнице вас осматривали?
— Да.
— И ничего не…
— Нет. Я легко отделалась. Рука вообще не пострадала.
— А как насчёт реабилитации? Вы регулярно приходите на занятия?
— Да.
Врач устало вздохнула.
— Эрин, тут написано, что вы были всего пару раз.
— Ну, потом было много дел, — меланхолично пожала плечами, всё также пялясь в пол. — Каюсь. Исправлюсь.
— Так, знаете, хочу взять у вас несколько дополнительных анализов.
— Это обязательно? — поморщилась тут же.
— Я считаю, да. Но вы взрослая девочка, решать вам.
Говорю же — училка. Какой кошмар, ещё и такая предвзятая. «Решайте сами», угу.
— Делайте, что хотите, — безразлично разрешила я.
Она взяла у меня кровь из вены — сканер определял вену под кожей, игла входила почти без боли, — да ещё так нежно и аккуратно, будто ей орудовала вовсе не злобная тётка. Ускоренный результат выскочил на экране монитора почти сразу после забора. Всё в пределах нормы. Ожоги опасные, но не смертельные — буду мазать заживляющей мазью, и всё пройдёт.
В дополнение она записала меня к психологу. Видите ли, моё явное апатичное состояние вызывает у неё настороженность!
Ну надо же.
Какие все заботливые!
Я растянула губы в вежливой улыбке — насколько позволяло моё «апатичное состояние», — и покинула медицинский кабинет. Уж лучше бы с крыши прыгнула, хоть бы полетала, вслед за Джошем, а не потратила время на всякую дурость.
Но крыша — лишь фантазии. В реальности были проблемы поважнее.
Этот поход к врачу был предлогом, только бы снова оказаться в этих стенах, невзначай пройтись по коридорам и — надо же, как бывает! — внезапно оказаться напротив палаты Джоша.
Некогда прозрачные стёкла окрасились белым тоном, скрывающим происходящее внутри от любопытных глаз. Двери не разъезжались в стороны, разобрать, что там творится не было возможности. Я слонялась туда-сюда около минуты, потом не выдержала и присела на стульчик.
Зайти к парню не было моральных сил.
Так я и сидела, как дура. Пока не заметила, что я такая не одна.
Мы напряжённо начали переглядываться, по-шпионски выделяя особенности друг друга. Я украдкой отмечала её мягкие, волнистые волосы, глубокие, сверкающие синевой глаза, аккуратный носик, как нельзя лучше подчеркивающий приятный овал лица… Я продолжала источать ледяное спокойствие, подходить не собиралась. На разговоры не было настроения. У неё, видимо, тоже.
Так мы и сидели, видимо обе ждали, что кто-нибудь зайдёт в палату, и можно будет хоть на секунду разглядеть Джоша.
Но никто к нему не зашёл.
Ни через пятнадцать минут.
Ни через полчаса.
Ни через час.
Ни через два.
А мы всё сидели. Две нерешительные дуры. У меня на видеофоне было четыре пропущенных вызова: три от отца, один от Ника. Не знаю, с какой целью они мне трезвонили, но больничный гул был милее моим ушам, чем голоса этих двоих.
Я осторожно встала. Движение заставило незнакомку вздрогнуть и перевести на меня свои прекрасные девичьи глазки. Я показательно медленно приблизилась к палате Джоша и осторожно зашла внутрь.
Двери закрылись.
Прозвучал тихий щелчок.
Всё тело сдавила тишина.
Глава 5
Происходящее было похоже на сон. Я сидела на жёстком стуле, проигнорировав мягкое кресло, предназначенное как раз для задержавшихся посетителей. Смотрела на бледное веснушчатое лицо, слипшиеся потемневшие пряди, синюшные губы. Так хотелось увидеть заразительную улыбку, не совсем ровные, но белые зубы, которые он демонстрировал при любой возможности посмеяться.
Как же мне этого не хватало.
Без Джоша жизнь превратилась в опостылевший комок грусти и сожалений.
Я осторожно коснулась его обездвиженной руки, ощущая себя так, словно соприкасаюсь с трупом. Он будто лежал в гробу, а не на больничной кровати, весь обклеенный медицинскими пластырями, контролирующими впрыскивание лекарств. Убого. Неотвратимо.