— Скорее всего, ты прав, — мне пришлось лезть на груду из камней, чтобы обойти полянку из мерзких растений. Помогая себе ружьём как костылём, спрыгиваю вниз, замахнулся прикладом на притаившийся в углублении хищный кустарник, но пришлось резво отпрыгивать, спасаясь от града из ядовитых капель, попутно удивился, почему в Семёна не плюют. Выравнивая дыхание, продолжаю говорить, — лифтом не пользуются, это определённо, иначе в нём были следы пребывания, а он первозданно чист… нам повезло, что получилось им воспользоваться. Хотя, по железнодорожным путям можно выйти из одного уровня в другой. А вообще, нам-то какая разница, откуда они вылезают?
— Да никакой… просто интересно, — пожимает широченными плечами Семён.
— А-а, тогда ясно… производишь анализ без всякого анализа.
— Мудрено говорите, Никита Васильевич… да не лезьте же в заросли! — в сердцах вскричал мой друг, когда я, отвлёкшись, ринулся в самую гущу длинноногих грибов.
— Ты смотри, растений становится всё больше и больше, не удивлюсь, что и настоящие леса здесь существуют.
— А вот в них, я бы не полез, — вздёрнулся как от озноба Семён.
— Странная здесь жизнь, все хотят тебя съесть, — брезгливо морщусь я.
— Белка мало, вот и приспособились, — невозмутимо говорит друг. — И всё же, они не лишены привлекательности, даже цветы имеются…
— Как распухшие пальцы утопленников, ещё и шевелятся, мерзость то, какая, — сплюнул я.
— Не все… посмотрите, какое чудо!
Я недоверчиво покосился в казанную сторону, действительно обомлел. В одиночестве растёт разлапистый куст, все его ветви облеплены цветами невиданной красоты. Они словно изготовлены из чистейшего хрусталя и мерцают мягким светом. Я поддаюсь вперёд, что-то в этих разноцветных переливах есть гипнотическое. Словно просыпаясь, мотнул головой и, не раздумывая, выстрелил.
Пуля чмокнула под мясистый корень, вгрызлась внутрь… и всё. Я ожидал взрыв, но его не произошло, в разочаровании выдыхаю воздух. Эти шарики на пулях ничего не значат, а жаль, сколько было на них надежд… но влияние цветов на меня исчезло.
— Зачем? — Семён поднимает на меня взгляд полный негодования.
— Они обладают гипнозом, ещё мгновение, и я, с ликующими криками, понёсся в самую гущу ветвей.
— А ведь точно, и у меня появилось такое желание, — задумался друг.
— Пули, дрянь… не взрываются, — вздыхаю я.
— Странно. А зачем тогда эти шарики?
— Для красоты… — я хлопаю себя по голове. — Там была старая пуля, я же её не вытащил из магазина! — я вновь вскидываю ружьё.
— Никита Васильевич, не стоит, оно уже не причинит нам зла, — Семён решительно отводит ствол моего ружья в сторону.
— Добрый ты… как бы это не вышло нам боком, — осуждающе говорю я, но злости на друга нет.
Подземная полость как линза, мы видим своды, они по всей длине плавно спускаются к земле. В месте стыка наблюдаем множество заброшенных станций. У пиронов навсегда замерли целые составы. Площадь перед ними заполнена легковыми автомобилями. Как это знакомо, безусловно, человеческая природа выбирает похожие пути развития и в технике и в обществе. Единственно, что меня удивляет, зачем человек забрался под землю, ведь на поверхности так много места. Неужели он от кого-то прятался? А может, подземная жизнь более комфортная? Нет радиации от солнца, таких смен климата, ни ураганов, ни падающих с космоса астероидов, комет. Для меня, родившегося под тёплыми лучами, в любом случае непонятна их жизнь.
Замер на станции, вдыхаю воздух полной грудью, пытаюсь вспомнить запах служебного тоннеля. Он явственно доносится вместе с тёплым воздухом.
Прыгаем на пути, бежим мимо пахнувших железом поездов. Сразу за локомотивом, видим провал в стене. На горизонтальных рельсах застыл блестящий вагончик, а в воздухе до сих пор витает запах окалины от торможения. Взбираемся туда. В вагоне аккуратные металлические кресла, в передней части два рычага — всё очень просто — один снимает с тормоза, другой сталкивает с места.
На скамейках грудками лежат собранные детьми «сокровища», кристаллы кальцита, несколько уже высохших тонких сталагмитов и горсточка невзрачных камушков — потерявший блеск пещерный жемчуг.
Семён, с непонятным лицом, собирает весь этот хлам, бережно кладёт в рюкзак. Я сосредоточился, пытаюсь найти следы детей. Наверное, со стороны смешно, я, как примерный пёс, лазаю на четвереньках, и даже обнюхиваю пол. Боже, до чего докатился, даже князь Аскольд так не работает! Он как-то сходу всё распознаёт и понимает. Вот сейчас Семён скажет — ищи и я с тявканьем помчусь по следам, но друг суров, в глазах нетерпение. Внезапно я разобрался в следах. Фильтрую ненужные впечатления и в мозгу, чётко вырисовывается рисунок — это даже не связано со зрительными ощущениями, я вижу словно сквозь завесу тайных знаков — в тонкой пыли распознаю маленькие смазанные отпечатки.