— Что это? — отшатывается Семён.
— Здесь всё на образах, — вздыхаю с облегчением, — это тоннель, по которому прокатились наши дети на вагонетке.
— Здорово. А давай найдём их вагонетку?
— Это идея. Сейчас попробую, — воодушевляюсь я и представляю катящийся по рельсам предмет, в ту же секунду на карте замигала красная точка.
— Вот они! — относительно нас, — я вызываю образ нашего помещения, он сразу наливается на карте рубиновым цветом, — на три уровня ниже. Их вагонетка стоит. Они смогли её остановить. Молодцы! А сейчас мы попробуем найти детей, — с замиранием в сердце представляю лукавое личико Светочки и серьёзное — Игоря.
Замигали две точки, они перемещаются внутри квадрата.
— Сейчас дети находятся в каком-то большом доме. Дай бог, чтобы там задержались, — я невероятно рад, они живы. Семён улыбается, торопит меня. Я и сам не хочу задерживаться, но хмурюсь мыслям, представляю пещерных существ, указываю на квадрат, где находятся дети. Внутри животных нет, но с наружи затаилось огромное красное пятно, проникнуть в дом не может, вероятно, дети заперлись.
— Теперь в лифт! — говорю я посуровевшему Семёну. Как бы мимоходом представляю открывающую дверь в сооружении стоящим в центре, она гостеприимно открывается. Влетаем внутрь. Мысленно вызываю образ третьего уровня и уже не удивляюсь, когда кабина рванула вниз.
Спускаемся не долго. Останавливаемся. Дверь скользит в сторону. Выходим в помещение зеркально похожее на то, где только что были. Я даже пугаюсь, что вернулись обратно, но у входной двери не валяется голова муравья убийцы.
Перед тем как выбраться из лифта, нахожу такой же бассейн с чистой водой, мне кажется просто необходимо смыть с себя вязкую гадость, которой нас забрызгали муравьи. Снимаем одежду, собираюсь пихнуть её в воду, но неожиданно достаю металлическую колбу, что подобрал в развалинах, отвинчиваю крышку. С усердием, близким к помешательству, я соскребаю всё, что было на моей, да и на одежде друга, в сосуд. Затем, плотно завинтив колбу, бросаю на дно своего рюкзака.
Семён с серьёзным видом наблюдал за моими манипуляциями, но не стал спрашивать, зачем я это сделал. После, мы тщательно выполоскали одежду, сильно отжали и, не дожидаясь, когда она высохнет, вздрагивая от мокроты и холода, одели.
На раскачку время не даю, вспоминаю предыдущее открытие двери — всё повторяется, но без грохота. Когда выскользнули во внешний мир, я понимаю разницу. Во-первых, относительно светло, как ночью в неполную луну, следов боевых действий не видно, возле здания стерильная чистота, ничто не помешало открытию двери. Во-вторых, мы оказались в полностью целом городе. Ни одно здание не разрушено, но от этого ещё более жутко, чем в первом случае. Там, хоть всё понятно, была война, смело всё, людей нет, животные вселились в пустующие развалины — здесь всё целое. В темноте выделяются мрачные строения, ни в одном окне нет света, на улицах молчаливо покоятся автомобили, виднеются площади, на одной из них журчит в фонтане вода. Попытаюсь мысленно усилить свет, но законы в лифте не действуют в городе. Вероятно, это разные цивилизации и в них проходят другие процессы. Даже лифтовое сооружение резко отличается от этих строений. В городской архитектуре прослеживается нечто человеческое, есть балконы, лесенки, беседки, дворики, дороги для автомобилей и тротуары… только зелени нет… и людей — город мёртв давно.
— Кошмар, — ёжится друг. — Как же в нём отыскать Светочку и Игоря?
— Отыщем, — вздыхаю я. Мне очевидно, без них не уйдём или… останемся здесь.
— Где искать? — в голосе друга тоска и страх, мне не очень нравится его состояние.
— Мы найдём их. Вначале разыщем служебный тоннель, затем, по их следам, выйдем к нашим ребятам.
— Здесь почти нет пыли и следов, — совсем расклеивается Семён.
— Зато есть моя интуиция.
— Это что-то эфемерное, — с горечью усмехается друг.
— Как сказать, — я сжимаюсь, цепляюсь в сознание, дрожь бежит по телу, зрение привычно обостряется, вдыхаю полной грудью — в нос, едко ударило плесенью, сыростью камня. Странное впечатление, я ощущаю запахи как сторожевая собака, даже смешно стало. Кручу по сторонам головой, выискивая направление. Впереди и по бокам мёртвый город, обхожу лифт, замечаю просветы между домами. Каким-то необъяснимым чутьём догадываюсь, что где-то там свод пещеры опускается и на его стыке с землёй находятся железнодорожные развязки, станции и может, мы найдём брошенную детьми вагонетку. Так хочется, чтобы я был прав! Прислушавшись к внутренним ощущениям, уверенно говорю: — Нам надо идти в ту сторону.
Семён не спорит со мной, лишь поправляет топор, у него тоже развита интуиция… на врагов. Его лицо мрачное и решительное, с большим вниманием осматривает, словно притаившийся для броска, молчаливый город.
Я вспоминаю уровень, на котором мы были, встречу с монстрами подземного мира, с сомнением кошусь на свой меч. Он, конечно не плох, острый и разящий, но не для панцирей местной фауны, поэтому, размышляя, произношу: — Не мешало б оружие какое-нибудь подобрать, ведь что-то должно здесь остаться.
Семён кивает, но неуверенно, в глазах страх. Да и мне тоже не по себе, нас окружает нетронутый, но абсолютно пустой город, это для нашего сознания сильное потрясение. Странно, но я даже предпочёл, чтобы на лице валялись скелеты, а не эта пустота — вселяет она обоснованные страхи. Что же оружие применялось, если город просто вымер?
— А вдруг здесь радиация? — вздрагивает Семён.
Я дёрнул на него взглядом, мне тоже пришли на ум те же мысли, но отрицательно повёл головой: — Тогда улицы и дороги были бы забиты скелетами… нет, это не радиация, что-то другое, но может даже более смертоносное.
— Порадовал, — набычился Семён. — А если всё это ещё присутствует?
— Что это?
— То, что выкосило людей?
— Этого исключать нельзя… хотя, за давностью лет, всё должно, как это точнее сформулировать, рассосаться, — мне кажется мысль верная, но, опять же, практически все механизмы работают. Есть свет, оружие не сгнило, даже аккумуляторные батареи для бластеров более-менее функционируют, лифт исправно носится между этажами-мирами. А может, не всё здесь столь древнее? Я смотрю на город и неожиданно понимаю, а ведь верно, он не сильно ветхий, как я сразу не заметил, на окнах целые стёкла! Что-то стало холодать, я ёжусь, застёгиваю пуговицы на куртке, затем догадываюсь, это не снаружи — душа мёрзнет.
— Стёкла в домах целые, — Семён подтверждает мои мысли.
Я криво усмехаюсь: — Верно. Значит люди ушли отсюда относительно недавно. Но это нам только на руку, мы можем отыскать целые, не попорченные временим, вещи.
— Если б не желание отыскать оружие, без которого нам нет смысла лезть на пустыри, я бежал бы отсюда без оглядки, — искренне произносит друг.
Я покосился на него, страшась найти на лице следы трусости, но нет, не вижу и признаков боязни, лишь констатация факта и не более того.
— Когда уже закончится эта ночь, — в раздражении произносит Семён.
— Ты думаешь, это ночь, а может сейчас яркий день? — фыркнул я.
— Так… светлеет… вроде, — он смотрит поверх крыш.
Я невольно вскидываю взгляд, ожидая увидеть признаки приближающегося утра, но отдёргиваю сам себя. Какой рассвет, солнца нет?! Но ведь точно, вроде как светлеет, где-то на огромной высоте активизировались люминесцентные бактерии и пространство, словно полыхнуло призрачным огнём. Нет, вероятно, это всё же обман зрения, от длительного нахождения в темноте, в глазах возникли световые пятна. С этими мыслями подталкиваю Семёна: — Пора, — я освобождаю меч из ножен и двинулся вглубь города.
Испытываю дикое чувство, мы словно участвуем в неких съёмках фильма об апокалипсисе, а всё вокруг — умелые декорации и сейчас из подворотни донесётся голос режиссёра и всё закрутится, засуетятся люди. Но нет, под ногами хрустят осколки стекла и щебня. Может, это моё болезненное восприятие, но мне стало казаться, в некоторых домах капались мародёры. На первых этажах часто разбиты окна, двери снесены с петель явно чем-то тяжёлым.