«А, что такое ад?» — по-дурацки выпалил я и даже краснею от неловкости. Я такой умный и взрослый, спрашиваю юную женщину, хотя и Высшую жрицу Огня, о вещах спорных и большей части мифических.
Улыбка бежит по молочно белой коже, из прикрытых ресницами угольных глаз, вырывается свет.
«Хочу огорчить тебя, мой юный друг, конечно, я молодая женщина, но лишь относительно своих соплеменников, время у нас иное и возраст в тысячу лет не является зрелым, а мне, по вашим меркам, чуть более трёхсот. Для вас я, дремучая ведьм» — она вновь смеётся. «Но для своих мужчин, конечно девочка, а вот насчёт ада… он не похож на картины, что рисуют ваши попы — это нечто другое, и в тысячу раз страшнее».
«Славно ты покопалась в моих мозгах» — удивляюсь я и мне очень неприятно.
«Ровно на столько, на сколько мне разрешили это сделать. Закрытых зон у тебя неизмеримо больше, чем открытых окон» — её мысль, несколько раздражённая, успокаивает меня.
Семён долго молчит, посматривает, как мы смотрим со жрицей друг на друга, порой улыбаемся, иногда хмуримся, он понимает, мы ведём беседу, но любопытство его просто раздирает, наконец, он не выдерживает: — Простите, что я вмешиваюсь в ваш разговор. Может, дадите немому вставить слово?
Жрица удивлённо косится на мощного мужчину, перехватывает его мысль, понимает смысл, ещё больше удивляется, затем проанализировав, догадывается об истинном значении слов, снисходительно улыбается, звонко лает нечто ободряющее, а я перевожу фразу пещерной женщины: — Она говорит, ты можешь принять участие в нашей беседе, только по существу темы и формулируй фразы короче.
— Спасибо мамзель, за снисхождение, — Семён фыркает в кулак. — Так мы идём к вам в гости?
На это раз жрица напрямую пускает мысль Семёну: «К сожалению, банкет отменяется, в смысле у людоедов низшей касты. Не будет у них банкета! Я вас не приглашаю. Великий князь пойдёт!» — резко выставила ладонь в моём направлении. «Пусть он убеждает их, что несъедобный».
«Хорошая шутка» — мысленно говорю я.
«Это не шутка» — жрица поджимает губы. Волосы, искрясь, колыхнулись за плечами. Ведьма, истинная ведьма, с невольным восхищением смотрю на женщину. Она быть может, не уловила мою мысль, или оставила без внимания, по крайней мере внезапно становится серьёзной.
«Я покажу выход на поверхность» — она обводит притихших ребят огненным взглядом.
«Свету с Игорем передам Яне и думаю присоединиться к вам» — с упрямством и вызовом говорит Семён.
«Мысль неверная» — морщится жрица. «Но твою храбрость, пусть и глупую, ценю, а вот на Великом князе знак Высших сил, ему помогут — тебе нет».
«Она права. Ты лучше пошли за Аскольдом, пусть даст группу охотников, и ждите у лифта. Кстати, подумай, как собрать паутину, из неё можно изготовить сверхпрочную одежду, щиты, верёвки…»
«Паутина является собственностью моего народа» — жёстко замечает жрица.
«Это мой трофей» — мягко урезониваю её я. «Но, в принципе мы обсудим эту тему».
Жрица смолчала, но весь вид выражает недовольство. Она берёт за руки детей и смешно разговаривает, вызывая этим, бурный смех у малышни, ведёт к выходу. Я догадываюсь, она сознательно подыгрывает им, уловив, что их так веселит. В сознание детей не лезет, осторожничает, боится нарушить какие-то скрытые механизмы детской психики.
Следуем за ними. У двери она прислушивается к внешним звукам, затем подзывает Семёна и требует, что бы он осторожно приоткрыл дверь.
Из образовавшейся щели потянуло свежестью и сыростью. Я весь напрягся, втягиваю воздух, запах зверья ощутил, но слабо, они разбрелись кто куда и находятся на большом расстоянии.
«Можно выходить» — решаюсь я.
«Пусть он идёт первым» — распоряжается жрица.
«А у нас принято первой пропускать женщину, а так же, предлагать ей сесть, и снимают с неё одежду» — шучу я.
«Я тебя не понимаю» — искренне говорит она и простодушно добавляет: «Если его не съедят, можно выходить и нам… А зачем с женщин снимают одежду?»
Семён хмыкает, глаза весело блестят. Он снимает с плеча ружьё и проворно выскальзывает наружу, в тот же час раздаётся рычание, это Семён решает пошутить.
«Дурак» — равнодушно заявляет жрица, закидывая автомат на плечо, но что-то мне подсказывает, приглянулся ей этот мужчина.
Мы выходим наружу. Почти стемнело. Над рекой раздаются резкие крики птеродактилей, из корней чахлых деревьев выползают жирные личинки и зажигают смертоносные огни, гигантские стрекозы нагло шныряют над головами, со стороны реки слышатся неясные крики рептилий.
«Весело у вас» — вздрагиваю я.
«Да уж лучше, чем на поверхности».
«А ты была у нас?»
«Ещё чего! Мне ещё жить хочется. Там от вашего солнца мясо с костей сходит, а твари такие, нечета нашим зверюшкам».
«Мне кажется ты, что-то путаешь, это у вас тут игра на выживание».
«Как скажешь, Великий князь» — язвит жрица.
«Не сердись, у каждого своя, правда».
«Делать мне нечего, на глупости обижаться».
«Поговорили».
«Не сердись, у каждого своя правда» — повторяет мою мысль жрица.
В недоумении смотрю на неё. Она глянула на меня и неожиданно весело хохочет. Семён косится на нас, его свинцовый взгляд больше, чем нужно цепляется за выпуклые формы подземной жительницы, я усмехаюсь, мой друг попал под влияние неземной красоты.
Жрица повела огненным взором, она чувствует внимание к своей особе, это её забавляет и ей приятно, но она хмурит лоб и поджимает пухлые губы, весь вид показывает неприступность и равнодушие, но разгоревшийся интерес к мужчине с поверхности, от меня не скрыть, её глаза пылают огнём, даже молочно белая кожа порозовела.
Светочка идёт рядом с ней, что-то воркует под нос, Игорь старается шагать так же крупно как его приёмный отец Семён, получается не очень, роста не хватает. Я, с ружьём наизготовку, иду первым. Жрица этим весьма недовольна, пытается вперёд послать Семёна, считает, мною рисковать нельзя, но я посылаю её… не получится из меня полководца-стратега, который следует за своей армией, умело прячась за их спинами. По жизни я всегда стараюсь быть первым. В детстве, да и в зрелом возрасте, первым бросался в драку в прямом и переносном смысле, защищая товарищей, или свои интересы, первым получал по морде, но и первому, в случае победы, доставались лавры победителя.
Быстро темнеет, словно на небо накатывается грозовая туча. Невольно обращаю взор наверх, в вышине, загадочно мерцают сталагмиты, совсем как звёзды. Чудно!
Сырость реки заставляет съеживаться, вечерние звуки, доносящиеся из прибрежных зарослей, вызывают опасения, мысли рисуют кошмарных рептилий, копошащихся на отмелях, встречаться с ними, ох как не хочется. Невольно замедляю шаг, жрица упирается в мою спину, вопросительно смотрит, я стыжусь, трусости и поспешно двигаюсь дальше.
Чавканье и кваканье разносится со всех сторон, грузные тела плещутся в воде, кто-то выбрался на берег и галопом ломится в заросли. Туша, пропахшая тиной и прелыми водорослями, проносится в опасной близости. Мы затаились у мшистых кочек, пот струится по лицам. Страшно. Молю бога, что бы наши дети сидели как мышки. Они молодцы, нас слушаются и не суетятся.
«Пора» — мысль жрицы шёпотом вливается в моё сознание. «Катер чуть правее этих каменных блоков».
Поспешно покидаем укрытие, бегом направляемся к реке. Запах всевозможного зверья стегает по обонянию. У катера плавают исполинские животные, они фыркают, их рёв вгоняет сознание в ступор. Приехали, мелькает паническая мысль. Внезапно шевелится на башне катера пушка, с шипением вырвался снаряд, шваркнуло так, что челюсть едва не выпадает из суставов. Столб воды поднимается в скоплениях толстокожих монстров. С амплитудой в секунду звучит ещё один выстрел, затем ещё с десяток. Словно началась боевые действия. Водяные столбы смерчами вздымаются вверх, грохот разрывов смешивается с рёвом рептилий, кровавые ошмётки тел, разлетаются далеко в разные стороны. Мощно взревел двигатель, катер ползёт сквозь кровавую кашу, утыкается в отмель.