Он вплотную подходит к прутьям, мощно и тяжело дышит и всё заполняется звериным запахом. Существо внимательно нас разглядывает. Грайя напугана, отползает вглубь клетки, у Семёна, в глазах ненависть и бугрятся тугие мышцы, если б они сейчас сошлись один на один, шансов у гоблина, не было никаких, хотя и выше он нас на целую голову.
Но господина Бросса интересую, прежде всего, я. Он сверлит меня взглядом — ни каких эмоций не вижу на безобразной морде. Я демонстративно выдерживаю тягучий взгляд, чудовищу это не нравится, толстые губы расходятся, плоский, раздвоенный на конце, фиолетовый язык, мелькает в чёрной щели. Слышу его мысли: «Хм, мяса совсем нет. Что за герои пошли сейчас? Столько сил бросили ради этого недоношенного. Как необычно видеть на твоём плече Корону власти» — он не сводит взгляда с моего шрама.
Я с раздражением прикрываю плечо курткой: «А, ты глуп, жабья твоя голова, мозги твои в брюхе, вот-вот шлёпнутся на землю и расплывутся как коровья лепёшка. Как жить будешь дальше без них?» — я сознательно издеваюсь, хочу вывести его из себя, глядишь, и найду слабые места.
«Не обделён юмором, хотя он примитивный, очень забавно. Ещё придумаешь нечто похожее?» — сказано это с таким спокойствием и насмешкой, что, напротив, я едва не выхожу из себя. Вот сволочь такая, на место меня ставит, жаба жирная!
Господин Бросс откровенно ухмыляется, понимает, что посадил меня в лужу, но я сейчас спокоен, его сильные стороны мне понятны, это тоже плюс.
«Надеюсь» — звучит липкая мысль, — «ты осмотрелся, понимаешь, дёргаться бессмысленно. Мы вас свяжем, проводим в другие хоромы. Жаль не мне решать твою судьбу, хотел бы с тобой пообщаться, ты не похож на других героев… тщедушный какой-то. Странно, что из-за тебя возникла такая возня».
«А, ты что, многих видел?» — стараюсь окрасить мысль в пренебрежительные тона.
«Не поверишь, многих. Видишь, пузо отъел. А ты особенный, с царицей на короткой ноге, но ничего, и до неё доберёмся, с помощью тебя, вытащим её чистую душу и бросим на Помойку, в щель между Вселенными».
«А ты вообще кто?» — в упор спрашиваю гоблина и тот, неожиданно для меня вздрагивает.
«Я? Землянин» — мне кажется, чудовище, словно очнулось и сейчас пребывает в замешательстве.
«Ты весьма не глуп, хотя рожей не вышел и смердит от тебя. Ты говоришь, что землянин, дышишь нашим воздухом, а теперь, на досуге, подумай, чем дышат твои хозяева. Вывод, уверен, сделаешь правильный».
«Странный ты, герой, слюной не брызжешь, на стены не бросаешься, меня смущаешь, веришь, я даже готов покраснеть. Что делать с тобой?»
«Отпусти».
«Интересная мысль, но никак не можно. Вон верёвки, связывайте друг друга… иначе сеть скинем».
«Послушай» — не унимаюсь я, — «у тебя есть женщина, такая же красивая как ты, с такой же рожей? Вижу есть. Подумай на досуге, а ведь и она дышит, нашим с тобой, воздухом. Надеюсь для тебя не секрет, воздух на Земле скоро начнут менять. Как же твои, будущие жабята, смогут дышать? Давай союз заключим?»
У гоблина глаза наливаются непонятной синевой: «Не в тему говоришь» — пускает он рассеянную мысль. «Лучше скажи, какой я мерзкий, противный и что мордой не вышел. Вяжите себя верёвками, и не пытайся меня больше вербовать».
А я не унимаюсь: «Конечно, ты не человек, нас не любишь».
«Почему не люблю?» — чудовище демонстративно облизывается раздвоенным языком. «Люблю».
«Вот об этом, я где-то и говорю. Ведь так приятно драться с нами, на свежем воздухе, глядишь, и царство себе отгрохаешь — жабье государство. Перспектив — целое море, герои на поклон станут ходить».
«Связывайте себя, иначе сеть сбросим!» — флегматично произносит господин Бросс. Но я понял, дрогнуло его безобразное сердце и в конвульсиях забилось. Программа запущена, теперь будем ждать результатов.
Больше давить на психику не стал, иногда это может привести к отрицательным результатам, подчинился, верёвками себя связали.
Дверь открылась, долговязые, бесцеремонно выволокли нас от туда. Грайя заартачилась, но сопротивление жёстко сломили ударом в рассечённую губу. Семён взревел, словно пещерный медведь, но и ему врезают под дых, но сероглазый богатырь лишь сплюнул и даже дыхание не сбилось. С трудом сдерживаюсь, бросаю взгляд на идущего рядом гоблина. Он улыбается, доброжелательно смотрит на меня и демонстративно облизывается раздвоенным языком.
«Скажи своим шестёркам, чтоб не зарывались» — я впиваюсь взглядом в тёмные глаза господина Бросса.
Гоблин анализирует мою мысль, понимает значение, безобразно усмехается: «Никак не могу, часть ритуала — это прелюдия, пытки будут впереди. И, вообще, зачем о них беспокоишься, судьба их предрешена, а если быстрее издохнут, меньше страдать будут».
«Как ты заметил, беспокоюсь и не только о них… и о тебе тоже, хоть ты и безобразный, как раздавленная консервная банка, мы с тобой в одной лодке, мы на Земле. Поэтому мы обречены, по крайней мере, в данной ситуации, стать союзниками… а как сообща расправимся с химерами, можно с удовольствием подраться друг с другом. Ты ведь воин, а не надзиратель, для тебя каждый бой интереснее, чем возня с заключёнными. Я прав?».
«Допустим, понятие о красоте, спорный вопрос. Для меня, вы как омерзительные, голые червяки. Мы же в теле, всё при нас» — вновь сажает меня в лужу гадкая тварь. С удивлением замечаю, он не обделён чувством такта, не оскорбляет, просто выполняет свою работу. Чудовище продолжает: «За меня не надо беспокоиться, лучше о своей душе подумай, она ведь у тебя одна» — но всё, же господин Бросс рявкает на своих слуг, когда они вновь пытаются бить по лицу Грайю. Я удовлетворённо замыкаюсь, программа начинает работать.
Спускаемся на дно карьера. Озерцо оказалось не таким маленьким, каким его видели сверху. В воде валяются брошенные монолитные блоки, у одного из них покачивается, вполне приличное парусное судно. На блоке выбиты ступени и навешаны перила.
На корабле суета. Полуголые матросы, как юркие ящерицы, шныряют по реям, готовят судно к отплытию. Старший состав явственно выделяется среди них гордыми осанками, своей одеждой — не пёстрой, но великолепного покроя.
Мы поднимаемся на борт, ощущаем множество любопытных глаз. Бледные как смерть матросы откровенно пялятся, офицеры, украдкой кидают взгляды, мы для них, необычные персоны.
Нас грубо толкают на палубу. В сопровождении конвоиров идём между бухт канатов, клеток с рептилиями, ящиков, бочек пахнувших бражкой и какой-то кислятиной. Открывают трюм и нас бесцеремонно спихивают вниз. Падаем, едва на ломаем конечности. Крышка с грохотом закрывается, и без того тусклый свет, сменяется кромешной тьмой.
— Никита Васильевич, что делать будем? — голос друга наполнен тревогой, но нет и следа паники.
— Мы уже всё сделали, нужно только ждать. Программа работает, ей необходимо лишь перезагрузиться, только бы сбой не произошёл.
— Что за программа? — недоумевает Семён.
— Даю руку на отсечение, наш гоблин ещё заявит о себе, в положительном аспекте для нас.
— Этот урод?
— Он очень не глуп. Правда это не вяжется с его внешностью. Ему нужно подумать над моими весьма заманчивыми перспективами.