Мирон. Тоже непонятный тип. За Мирона скорее всего играет какой-нибудь нуб. Вляпался сначала со степняками, потом в Киеве ему не повезло. К Лесобору в логово угодил. Видимо залез сюда просто так, чтобы пошариться по игровому миру, не вступая в серьезное противоборство с настоящими профи.
Допустим, за Анну играет человек, нанятый Эйнштейном. Тогда этот искатель очень хитро поступил, увязавшись за мной. Стоп. Откуда он мог знать, что за Тахира играю именно я? Кто-то, видимо, снабжает Геракла Альбертовича информацией. А я-то наивно полагал, когда он пришел делать заказ, что обведу его вокруг пальца. Выходит, наоборот, он с самого начала знал обо мне больше, чем я мог предположить.
Как бы то ни было, а Мирон с Анной — моя команда. Какие бы цели они не преследовали, сейчас они вместе со мной, и помощью их лучше не пренебрегать. Но при этом надо глядеть за ними в оба.
Ржаное поле внизу сменилось лесом. На фоне темно-зеленого массива извивались черными змейками речушки, местами поблескивали на солнце озерки, похожие на лужи. Селения нигде не показывались.
Ближе к вечеру впереди показался фронт свинцовых туч. Мы очень быстро достигли его края и нырнули под эту грязно-ватную крышу, заслонившую от нас небо. Ветер засвистел в снастях, затрепал края паруса. Над головой прокатились раскаты грома. Корабль закачало, будто он плыл по настоящим волнам. Набухшие чернотою тучи озарились вспышками молнии.
— Не иначе, как шторм начинается, — подал голос Мирон.
Без него было ясно, что мы попали в зону шторма. До этого ладья перемещалась по спокойному небу, и наш полет проходил в комфортных условиях. Способна ли она противостоять взбунтовавшейся стихии, я не знал, и мои компаньоны, скорее всего, тоже. Подробного описания ее характеристик Иван дать не успел. Теперь представился случай испытать наш корабль на прочность.
Сделалось так сумрачно, что казалось, будто наступила ночь. Видимость стала минимальной. Я даже плохо различал нос у ладьи. Порывы ветра ударяли в борт, от чего корабль содрогался, и его швыряло из стороны в сторону.
— Может, надо перейти на ручное управление? — сквозь свист и гул прокричала Анна.
— Тогда мы собьемся с курса, — также громко проорал я в ответ.
Яркая вспышка ударила по глазам, и следом оглушительно прокатился раскат грома. Палуба отозвалась вибрацией, передавшейся на ноги и все тело. Очередной порыв накренил корабль, и мы все трое, не удержавшись, покатились по мостику. Фальшборт задержал нас, не дал улететь в пропасть.
Ладья выпрямилась. Я поднялся. Мирон и Анна тоже встали, придерживаясь за деревянный бортик.
— Не знаю, как вы, а я пошел в низ, — заявил Мирон. — Там безопаснее.
Он спустился с мостика.
— Он прав, — сказала Анна, глядя как старик устроился под мачтой. — Там нас не будет так швырять и не сдует.
Я тоже подумал, что нет смысла стоять у штурвала, коль корабль сам летит к заданной цели. И мы с Анной присоединились к Мирону. Здесь на нижней палубе можно было лечь или сесть между мягких тюков (разработчики не давали проверить их содержимое, но тюки здесь зачем-то были с самого начала). Более высокие борта скрывали от глаз половину пространства. Создавалось ощущение большей защищенности. Но ветер все также свистел в снастях. Мачта скрипела. Из носовой части доносилось испуганное ржанье. Там под защитой тента, прижавшись друг к другу, стояли наши лошади. Корабль качало. Палуба то резко уходила вниз, будто падала в бездну, то вдруг начинала поднимать нас, вызывая приступ тошноты.
По ушам ударил новый раскат грома. Я на секунду оглох. И уже следом огромные капли одна за другой посыпались на нас. Они падали все чаще, пока не превратились в сплошной поток. Очень скоро на палубе образовалась лужа. Вода быстро поднималась. Нам пришлось вновь уйти на мостик.
С дождем порывы ветра не прекратились. Напротив, они стали еще мощнее. Ладью бросало из стороны в сторону. Парус стонал, не переставая, пока вдруг не вырвало сначала один канат, потом другой. Полотнище заполоскало, как тряпку на швабре, с громким хлопаньем, прорывающимся сквозь шум ветра.