Не узнал… Да и не могло быть по-другому.
Подхожу ближе, не обращая внимания на мечущихся по залу «журналистов», и смотрю на картину, которую так внимательно рассматривает Амир: «Первый день Смуты».
Лучшая работа великого Карима иун Саванга.
Что ж, пожалуй, это даже немного символично… Встретится после стольких лет здесь. В зале Равновесия, посвящённому началу самых страшных и тёмных лет в истории.
Мы на грани повторения катастрофы. Но тьма всегда сгущается перед рассветом. И горе тому, кто поддастся страхам и опустит оружие! Нужно бороться, идти вперёд и верить, что мы сможем всё преодолеть.
Тот, кто сдался и смирился, поддавшись слабости — проиграл ещё до начала битвы.
Шаг… два… сердце бьётся всё чаще, но я кожей ощущаю на себе взгляд Джареда. Он рядом. И это успокаивает. Я смогу, справлюсь.
Но, что я скажу? Проклятье… сколько я не репетировала этот разговор, так и не придумала ничего нормального.
Достаю из сумки блокнот и набираю в лёгкие воздуха, собираясь окликнуть его. Начну с интервью. Продолжу играть журналистку, чтобы сбить со следа людей Герры.
— Добрый день! — голос непривычно хриплый от волнения, но, по крайней мере не срывается. — Я репортёр…
— Я знаю, — резко обрывает меня Амир.
Оборачивается. Смотрит прямо в глаза и, я понимаю, что мне не показалось. Он узнал меня! Но, как? Как такое возможно?
По плотно сжатым губам скользит едва заметная улыбка. Усталая, сдержанная, но такая родная. А в грозовой синеве взгляда проступают тёплые искорки.
— Я всё знаю, — повторяет Амир.
Едва сдерживаюсь, чтобы не броситься ему на шею и разрыдаться. Только в последний момент понимаю, что выдам с головой нас обоих.
— Вы правы, — нарочито громко продолжает он, — это действительно лучшая работа из всех, что представлена в музее.
Снова улыбается, на этот раз скупо и сдержанно. И я понимаю, что люди дона Герры ближе, чем мы думали. Даже сейчас, в этом зале за нами наблюдают.
— Большинство искусствоведов считают, что это не только лучшая работа Карима иун Саванга, но и самое уникальное произведение из всех, посвящённых Смуте, — говорю я, пытаясь поддержать образ журналистки, — вы согласны с этим?
— Частично, — сухо отвечает Амир, глядя мне за плечо.
Он сзади. Шпион Герры или Крэса… Проклятье… Знать бы ещё, ради кого он здесь?
Просто следит за Амиром по приказу начальства или наш маскарад уже раскусили?
Амир вновь собирается отвернуться к картине, делая вид, что наш разговор его утомляет, и я понимаю, что следят только за ним.
— Вы знаете мастеров лучше Карима иур Саванги? — выпаливаю наугад.
— Знаю. Лично мне очень нравятся работы Вардиги.
Он специально коверкает имя Эвона Вандиги, а я едва не роняю блокнот.
Варди?! Он всё слышал через Варди?!
Вот значит, почему он сразу узнал меня и даже не удивился…
Но, если в паучке стояла прослушка, он должен знать и обо всех планах врага?
— Может, расскажете о своих любимых работах Вандиги? — спрашиваю я, надеясь услышать ещё хоть одну подсказку.
Скажи хоть что-нибудь, Амир, хоть намекни, как тебе помочь!
— Мне нравятся все его работы, — отвечает Амир, — Вардига единственный, чьи работы непросто впечатляют, они проникают в наши души и вытягивают на поверхность всё, что мы хотели бы скрыть. Мне кажется, невозможно смотреть на его картины, не выдав своих истинных чувств и намерений.
Делаю вид, что записываю его ответ, а сама пытаюсь бегло проанализировать каждое слово, найти и понять скрытый смысл сказанного.
«Варди подслушивал их разговоры. Я знаю всё об их планах.»
Скорее всего, он это имел в виду. Но я могу и ошибаться…
Проклятье! Как бы узнать, кто именно из посетителей работает на Герру и подать Джареду сигнал, чтобы он отвлёк его?
Мне нужно ещё пару минут. Хотя бы минута!
Сказать, что он не один. Мы поможем. Хотя, если он подслушивал наши разговоры через Варди, то должен знать, что мы хотим любой ценой спасти пленников.
— Да, его работы уникальны, — говорю вслух, — но, мне кажется, что если бы не поддержка семьи, Вандига не смог бы осуществить задуманное.
Пытаюсь намекнуть, что мы сможем защитить его и вытащить Лючию. Амиру нужно только намекнуть, кто следит за ним и где держат маму.
— Семья, скорее, была его слабым местом, — в голосе Амира слышится неприкрытая боль, и я понимаю, что не ошиблась.
Мама у них…
— Но, я уверена, что были и те, кто поддерживал его в трудные минуты.
Услышь меня, Амир! Не пытайся, как всегда, всё решить в одиночку!