Колдун Валентин взмахом руки вылавливал из реки чемоданы, коробки и сундуки, рассматривал и бросал обратно в воду.
— Вот он! Ну, какой же ты, внучек, везучий, — сказал Валик, завидев меня. — Здравствуйте поближе, Лизавета Марковна, — поприветствовал он жабу и попытался забрать чемодан, на котором я плавал.
Чемодан дернулся в сторону колдуна, но я, естественно, его не отпустил, понимая, что уставшим, в холодной воде, мне без него и трёх минут не продержаться.
— Отдай! — потребовал Валентин.
— Нет, сначала, помогите! — не согласился я.
Тогда Валик достал из лодки маленькую складную удочку, помахал ею в воздухе — от удочки до красного серпа в небе протянулась серебряная нить. Колдун сдернул месяц с неба, тот послушно слетел, открыв за собой обычный серпик луны — бледно-золотой. Красный месяц вонзился в пробковый чемодан, как гарпун в кита, резкий рывок и вот я уже тону. Последнее, что я видел и слышал, уходя под воду — это великолепный прыжок жабы Лизаветы на шею колдуна и его возмущенные крики:
— Лизавета Марковна, перестаньте меня душить! Вам то зачем деньги? Вас даже в зоологический магазин с ними не пустят!
Опускаясь на дно, я заметил, как надо мной проплыло чучело фазана. Наверное, водный поток подхватил его, когда бежал через лес. А потом я увидел русалок. Пять прекрасных дев с рыбьими хвостами, роскошными рыжими волосами и лицами Бриджит Бордо, что-то беззвучно кричали мне, указывая на фазана. Я вспомнил свой сон про овец и пастушку, она тоже что-то говорила… что-то кричала.
Скажи — живи! Скажи — живи!
«Хуже не будет», — подумал я, и остатки воздуха в легких использовал на то, чтобы сказать чучелу фазана: «Живи!». Маленький воздушный пузырь слетел с моих губ и устремился к поверхности, быстро увеличиваясь в размерах. Он обволок фазана, и птица мгновенно преобразилась — стала золотой и… живой, забила крыльями, вырвалась из холодных объятий воды и взлетела к небу! Я тонул и, одновременно, я летел над озером в теле фазана и смотрел на мир его глазами.
Колдун уже почти поборол Лизавету и готовился с размаху зашвырнуть коричневое тельце в черный водоворот. Хоть жаба и хотела выпить мою кровь, мне стало её жаль. Зайдя в крутое пике, я с размаху клюнул Валентина прямо в темечко и рассыпался на золотые осколки, но… видеть происходящее не перестал. Потеряв равновесие, колдун выпал за борт, вцепился в край лодки, подтянулся и почти уже залез обратно, но выпрыгнувшая из воды Лизавета Марковна впилась ему в плечо зубами, как бульдог и утащила вниз. Я видел, как они летели вместе по чёрной спирали, хотел последовать за ними, потому что было интересно, а что там… на той стороне, но не смог. Путь мне преградила морда красного коня, конь фыркнул и я… проснулся.
Проснулся в маленькой уютной комнате гостиничного типа. Лежал на широкой кровати и был в ней не один. Рядом сладко посапывала моя знойная женщина, с которой мы познакомились по Интернету. На прикроватной тумбочке стоял светильник из каменной соли, и лежала коробочка, очень похожая на ту, что дал мне Валентин в первый день нашего знакомства. Но в отличие от той коробочки, эта была новехонькой, без трещин и царапин и вместо женского силуэта на ней серебрилась надпись:
Санаторий-профилакторий «Две овечки».
Найдя в тумбочке мягкую фиолетовую пижаму в золотую полоску, а рядом с кроватью тапочки, похожие на толстых белых овечек, я оделся и потихоньку выбрался из комнаты в коридор. И тут только сообразил! Стены… Из соли! И в комнате, и в коридоре. И пол из соли. И окон нет. Я — в шахте! В соляной шахте…
«То ли шахта, то ли гостиница, то ли гостиница в шахте» — пронеслось у меня в голове зыбкое воспоминание о случайно подслушанном разговоре. По коридору я дошел до небольшой развилки, где стояли резные скамейки. Тоже из соли. На одной из них сидел мой хороший знакомый — рыжий охотник.
— Александр Александрович, с добрым утром! — встав, поприветствовал он меня. — Я Никита, сын Виктора Тимофеевича. — Папа приглашает вас позавтракать вместе с ним в его кабинете.
Через полчаса я уже завтракал со своим начальником Виктором Тимофеевичем Фазаном, но вёл он себя так, будто видит меня впервые, и мне ничего не оставалось делать, как подыгрывать ему. Он рассыпался в благодарностях, говорил, что я делаю очень важное дело и в масштабах Капищева, и в масштабах всего нашего края. Я решительно не понимал о чём он, но кивал головой и поддакивал, чтобы не выдать себя. В результате ночных событий на озере, в прошлом явно произошли какие-то серьёзные изменения, но я за ними, как бы это сказать поточнее — не поспевал.