— Да кто ж говорит, что нет. — И добавила с легким укором: — За семь лет — дважды! Ежели не считать этим летом — из Славгорода.
И вдруг ей так ясно вспомнилось — первый приезд сына в гости. Еще из Луганска. Больше года не виделись. И вот на рождество неожиданно приехал. Только из церкви вернулись, сели обедать, как вдруг скрипнула дверь. Сразу даже глазам не поверила. Но это был он, Артем. Вырос немного, маленькие черные усики над губой. Одет хорошо: в черном городском пальто с бархатным воротником, в шапке смушковой (снял, держит в руке), на ногах сапоги без калош — не то, что у других приезжающих из города в гости, — простые, юхтовые, но по ноге, аккуратные. Не те, что из дому брал, мужичьи, на три пары портянок да соломенные стельки. Вот праздник был для матери! Два дня гостил (на три дня вырвался) — и два дня не могла ни насмотреться, ни нарадоваться. И когда провожала из дома, хотя и плакала, но уж не так, как провожая в первый раз. Да и после, бывало, как ни вспомнит — уж нет той, что раньше, тревоги: живет ведь неплохо! А оно, вишь… Но откуда ей было знать правду, если только теперь, через столько лет, признался наконец. Признался в том, что пальто было не его, товарищ один дал съездить домой в гости. Шапка и сапоги были его собственные. Но сносить не довелось: шапку в ночлежке в Ростове босяки украли, а сапоги в Таганроге сменял на опорки за придачу. Есть-то нужно — как раз в ту весну были с товарищем, Петром, без работы.
Артем словно почувствовал, как тяжелы, невеселы думы матери.
— Вы только не думайте, мама, — спохватился он, — что одни невзгоды были у меня на пути. Немало в жизни было и хорошего. И самое лучшее из всего — люди хорошие! Сколько друзей было у меня за это время, душевных, бескорыстных. Последний кусок хлеба делили поровну. Хотя бы тот же Славгород взять. Полгода прожил — не много. А сколько товарищей у меня там сейчас! И не только в саперном батальоне — на обоих заводах тоже.
— А разве ты работал там?
— Да как бы я мог! Я же солдат еще. Не работал, а сталкиваться доводилось: военному делу обучал хлопцев-красногвардейцев. Так и сдружился со многими. Одним словом, скажу вам, мама, так: если бы какой случай, ну, хоть жениться, скажем, надумал и позвал бы на свадьбу всех, а они съехались, — не поместились бы в нашей хате.
Мать искоса внимательно поглядела на сына. Очень хотелось ей спросить, и как раз кстати было бы именно сейчас спросить об этом. Но не решилась. И ответила в тон ему, тоже полушутя:
— А мы свадьбу зимой справлять не будем, а по теплу. Чтобы не только в хате, а и во дворе столы поставить.
— Ну, разве что так, — улыбнулся Артем. — Да, это, поди, единственный выход.
За беседой и своими думами Артем с матерью и не заметили, как прошел час, другой и совсем рассвело.
Справа, вдали, за Князевкой — едва вырисовывалась она сквозь искристую дымку утра неясными очертаниями водокачки на станции и высокой трубы на Куракинском сахарном заводе, — вставало кроваво-красное солнце. Снег еще голубел и на земле, и на хатах разбросанных по степи хуторов, но верхушки высоких тополей, осокорей уже вспыхнули. И чем дальше, все ниже опускалось пламя, перебрасывалось на крыши, прорывалось внутрь хат, багрово полыхая из окон.
— Вы только гляньте, мама! — не утерпел Артем. — Какая красота!
— Да-а, хорошо! Но только и жутко как-то.
— Чего это!
— Словно пожар.
— Ну и пусть! Да, по мне, эти хутора одним махом бы стереть с лица земли.
— Ой, какой ты! — покачала головой мать. — Все бы тебе одним махом. Все бы стереть с лица земли!
— Почему все? Не все. А только то, что стоит нам поперек дороги. Именно по таким хуторам и разводятся всякие эти вурдалаки-варакуты! Ну, да чур им! Хоть эти минуты, пока с вами, не думать о них. Будет мне еще с ними мороки. Поговорим о другом.
Но разговаривать становилось все труднее. Теперь все чаще стали попадаться навстречу сани — и в одиночку, и целыми обозами. Все чаще приходилось сходить с дороги и пережидать, пока проедут. К тому же и притомились. Ну, да недалеко уж.
— Вот и Чумаковка началась, — после долгой паузы сказал Артем.
— Нет, Чумаковка вон там, дальше. А это Ракитное.
Артему с тех пор, как ушел из дома семь лет назад, не приходилось с этой стороны подходить к Чумаковке. А раньше в урочище Ракитном хат еще не было.