В это время в приоткрытые двери крикнул кто-то:
— Товарищ Лузгин!
— Что там?
— Осечка вышла! Паровоз негодящий!
— Фу-ты, черт! — прогудел в тишине густой бас.
— Трубы в котле потекли.
— Вот и кстати! — сказал Лузгин и, повеселев, добавил: — Как видите, товарищи, всё — и даже паровоз — за то, чтобы нам задержаться здесь. Значит, так: будем просить товарища Бондаренко передать Кузнецову, что мы ждем его в Ромодане. Есть возражения? Нет. Вот и хорошо. Так и будет.
V
На городской думе пробило двенадцать часов, когда Бондаренко, добравшись товарным поездом до Славгорода, направился с вокзала в город. Через несколько минут он уже подходил к Общественной библиотеке в переулке недалеко от думы. Здесь в двух небольших комнатах помещался городской комитет большевиков.
«Есть ли кто-нибудь сейчас там?» — думал Бондаренко, поднимаясь по ступенькам на второй этаж. И как же он обрадовался, когда, открыв дверь, увидел, что в комнате полно людей. «Ну конечно, комитет. Ой, молодчина, Наумовна!»
Стоя у порога, отечески ласково смотрел на Супрун, которая сидела за столом и вела заседание. А девушка удивленно глядела на него. Появление Бондаренко удивило и остальных присутствующих. От Мирославы они знали о записке с дороги. Только Попович, который говорил, стоя спиной к двери, не видел, как Федор Иванович вошел в комнату, и оживление среди присутствующих воспринял как одобрение своей очередной остроты. Он сделал паузу, чтобы снова привлечь к себе внимание, и продолжал с еще большей самоуверенностью:
— Не возражаю, разоружение саперов гайдамаками — факт неприятный, возмутительный. Но, согласимся, не столь важный, чтоб из-за него подымать такой шум. Это, конечно, в том случае, если не считать (а некоторые из нас явно склонны к этому), если не считать, повторяю, богоспасаемый наш Славгород пупом земли. Нет, не на этом, товарищ Супрун, нужно делать ударение. Надо проанализировать причины, которые привели к такому положению, что стали возможны подобные факты.
— А ты что, с луны свалился? — сказал с места солдат в видавшей виды шинели с петлицами сапера.
— Да нет! — отозвался из другого конца комнаты чернявый, с проседью в волосах Тесленко, токарь из паровозного депо. — Это он нас считает такими дураками. «Проанализировать надо»! Проанализировали уже! Недаром Гаевой тебя…
— Товарищи! — с напускной строгостью нахмурилась Мирослава и даже постучала карандашом по столу.
— Самое легкое дело, — игнорируя реплики, продолжал Попович, — взвалить все на украинских националистов. А нашей вины в этом разве нет? Своими реверансами перед национализмом, в частности своим признанием права наций на самоопределение вплоть до отделения включительно, разве мы не льем воду на мельницу этих самых украинских националистов?
— Попал пальцем в небо! — отозвался с порога Бондаренко.
Оратор от неожиданности смутился, узнав голос Бондаренко. Однако сразу же овладел собой. Не отвечая Бондаренко, он продолжал, хотя уже без прежней самоуверенности:
— Именно на этом и должна была Супрун заострить наше внимание, а не ориентировать комитет на акцию явно безнадежную. Ну что нам, собственно, даст это объединенное заседание Советов при нашем меньшинстве?. Кроме скандального провала, ничего больше!
— Прошу дать мне слово, — поднялся с места и выпрямился во весь свой гвардейский рост солдат, бросивший первую реплику.
— Слово имеет товарищ Кузнецов.
— Я коротко. Предложение товарища Супрун поддерживаю целиком. Это то, что мы должны сделать без всяких разговоров и проволочек. Несколько слов по поводу выступления товарища Поповича. Старая, надоевшая песня. Слышим мы ее уже с каких пор! Вспомним, что на Апрельской конференции эту песню заводили Бухарин с Пятаковым. И как ответила этим людям и иже с ними партия? Я напомню буквально одну только фразу из резолюции, принятой на конференции. Это там, где речь идет о праве наций на самоопределение. «Отрицание такого права и непринятие мер, гарантирующих его практическую осуществимость, равносильно поддержке политики захвата или аннексий». Ясно сказано? Яснее уже нельзя! Предлагаю прекратить прения. Послушаем лучше, что Федор Иванович расскажет нам о Киеве.
— Да, скажу кое-что, — произнес Бондаренко и вышел на середину комнаты. — Ты, Мирослава Наумовна, наше письмо получила?
— Я его уже читала товарищам.
Бондаренко оставалось лишь добавить кое-какие подробности к характеристике тех обстоятельств, которые вынудили делегатов-большевиков уехать в Харьков. И сразу же перешел к другому вопросу — о Всеукраинском партийном совещании. На этом он остановился более подробно. Гаевой передал ему некоторые материалы, чтоб он ознакомил с ними партийный комитет.