Однако Ивга ошибалась — это был не тиф, а какая-то, как сказал присланный ею на другой день фельдшер из ветробалчанской больницы, испанка. И через неделю Грицько уже поднялся и даже работал в дубильне. Но его очень тянуло в Ветровую Балку. Не все и помнил из того, что наговорил ей, но помнил ее ледяной тон при прощании. Необходимо было встретиться. И, поправившись, решился как-то ночью тайком сходить в село. Пошел вместе с Лукой, который до этого уже не раз бывал у своей Дарины, и без всяких приключений.
Прежде всего зашел домой. У отца было все благополучно. Общая беда его обошла — в имении тогда он ничего не брал. Даже дерево, что навозил из казенного леса, никого особенно не интересовало, кроме, разве что, завистливых соседей. Грицько посоветовал отцу, дабы не выделяться среди массы крестьян, отвезти этот строительный лес к чертям. «Куда?» — «Наймите кого-нибудь себе в помощь да и свалите просто на выгоне перед волостью». — «Так деньги же заплачены!» — «Не в деньгах счастье, а чего ему трухляветь во дворе? Строиться все одно скоро не доведется. Время такое — не до женитьбы мне, батя!» Ничего определенного отец в ответ не сказал. Подумает. А Грицько из дому пробрался к школе. Но здесь его ждала неприятная неожиданность: Ивги в селе не было, несколько дней назад поехала в город. Зачем? Макар Иванович, которого Грицько поднял с постели, точно ничего не мог ответить. Но вещей с собой не взяла, очевидно, еще вернется. Оставила для него письмо. Коротенькое, и ничего нового в нем не было. Снова советовала все хорошенько обдумать и вернуться в село. «Ведь иначе, — писала в письме, — чего мне сидеть одной в Ветровой Балке, как вороне на тыну?» Грицько не мог не согласиться с этим: да, она была права. И первой его мыслью было остаться в селе. Но совестно было и перед Лукой и перед остальными односельчанами, вынужденными скрываться. И прямо из школы он ушел из села. И кто знает, как долго еще Грицько строгал бы вонючие кожи у своего далекого, через Луку, родича-кожевника, если бы не встреча с Кандыбой, руководителем подпольной группы. Он знал Грицька еще раньше, до леса, да, как видно, и теперь не упускал из виду. Во всяком случае, знал и где живет в Зеленом Яру, и о посещении его Ивгой Мокроус. И даже, от Телички возможно, с чем приезжала к нему тогда. Поэтому едва ли не с первого слова, разыскав Грицька у кожевника, и перешел к делу: предложил вступить в свой формировавшийся сейчас партизанский отряд… И даже командиром. Но какого подразделения, наперед сказать не мог. «От тебя будет зависеть, сколько людей сколотишь: взвод — так взвод, а сотню — так сотню, все твои». Но речь шла не о «лесовиках» — крестьянах, пришедших из окрестных сел, — этими есть кому заняться и без него, а о легальных жителях Ветровой Балки. Для чего и ему, ясное дело, необходимо будет вернуться в село. И, не теряя времени, браться за дело. Под прикрытием «Просвиты» можно будет собираться в школе, наладить изучение материальной части — хотя бы винтовку, пулемет, ручные гранаты — среди молодежи, не проходившей военной муштры, в первую очередь; да и воинские уставы — полевой, гарнизонный, строевой, — чтобы хоть в строю научились ходить, не наступая передним на пятки! «А оружие?» — поинтересовался Грицько. «Оружие будет», — заверил Кандыба. Дескать, и зональный штаб обещает, да и сами с усами!