За большим столом и приставленным к нему широким сундуком сидели человек двадцать. Кроме прибывших из своих были только ближайшие товарищи Тымиша, преимущественно из Ветробалчанской сотни, расположенной в Подгорцах. Был и Захар здесь, вернулся уже из дому. Хотел, мол, и Орисю с собой, но мать забрала ее к себе домой, — рассказывал тихо Артему, сидевшему с ним рядом.
— И зря! — будто и не прислушиваясь к их разговору, услышал и отозвался Кандыба. — Ведь Тымиш при отъезде не кого другого, а нас с тобой, Захар, просил, чтобы в случае чего… ну, если не вернется, так чтобы взяли его Орисю под свою опеку. Так что ж ты нарушил братово завещание?
— Нет, нет, упаси боже! — поспешил заверить Захар. — Завещание Тымиша для меня — закон. Да разве я оставил бы ее, ежели б наперед не принял нужных мер? Но как было перечить? В таком горе кто лучше утешит, как не родная мать? Уверен, что за сегодня ничего не случится с ней.
— А дальше?
Вместо Захара ответил Артем:
— Этой ночью буду там, посоветуемся вместе, возможно, придется забрать сюда.
— Этой ночью, говоришь! — отозвался с конца стола Кушнир. — Ну, ну, валяй! — В его голосе звучало осуждение. Он сделал небольшую паузу, явно довольный Артемовым, да и не только его, замешательством, и добавил: — Говоря откровенно, я был о тебе, Гармаш, лучшего мнения. А оказывается, и ты такой же легкомысленный и неосторожный. Как раз под стать Кандыбе. Если собираешься этой ночью в село, так зачем же заранее трезвонишь об этом? Не для того ли, чтоб полиция имела вдоволь времени организовать достойную встречу тебе, по всем правилам, с музыкой?!
— Да я ж это среди своих, — сказал Артем. — Разве тут есть кто…
— Но ты должен бы знать, что и стены имеют уши. Кому-кому, а тебе непростительно это забывать.
Разумеется, Артем понял, на что намекает Кушнир, на то, о чем знали из числа присутствующих лишь они четверо: он, Кушнир с Гудзием — еще из рассказа Смирнова — и Кандыба. Перед обедом была у них и специальная об этом беседа, во время которой выяснилось, что действительно в отряде, в Журбовской сотне, есть немало людей с фамилией Пашко, из Пашковских хуторов, среди которых, очевидно, и нужно будет искать того провокатора. Но каким это образом кто-то из них мог незаметно, не вызывая подозрений, на несколько дней исчезнуть из отряда и оказаться в Славгороде? — удивлялся Кушнир. На что Гудзий, лучше того зная партизанский быт, заметил, что это проще простого. Особенно теперь, когда поднялись в поле хлеба. Чтобы не сразу одолевать оба конца, некоторые, особенно из отдаленных сел, выбираются из леса домой на несколько дней сразу. Ночью можно тайком от соседей хозяйством заняться, а днем отоспаться где-нибудь во ржи да и снова остаться на вторую ночь. Кандыба не отрицал, что и вправду бывает такое: с разрешения своего сотенного командира отлучаются на несколько дней. Домой вроде, но проверь его, куда на самом деле. Поэтому, хотя и скрепя сердце, Кандыба допускал, что именно кто-нибудь из его бойцов и есть тот гад ползучий, который ужалил уже и притаился — ждет следующего случая. Ни дня, ни часа нельзя терять. Тогда же и придумали способ разоблачить провокатора. Во время общего сбора отряда сегодня нужно дать возможность Артему под каким-либо предлогом — лучше всего во время вручения винтовок безоружным перед строем — присмотреться к каждому Пашку. И если удалось бы раскрыть его, то тут же, перед строем и расстрелять, без лишней возни.
— Нет, — не согласился с Кандыбой Кушнир, — расстрелять всегда успеем. Нужно сначала самым тщательным образом расследовать дело; навряд ли он действовал один, может, их целое гнездо завелось тут у тебя!
— А как же! И первый в этом гнезде Злыдень Егор! — отпарировал Кандыба. — Который именно для этого гнезда и оружия навез нам!
— Про Злыдня я тебе уже сказал, — ответил Кушнир, — что исключение только подтверждает правило. Да не время сейчас об этом. Сам говоришь: «Каждый час дорог». Верно! И давай не тянуть с этим, пообедаем уж после.
— Да нет, все готово у молодиц. Ведь потом неизвестно, до обеда ли нам будет.
И вот кончали уже с обедом. Ставя миску с вишневым киселем на стол, Евдоха сказала Кандыбе:
— Гусак к вам. Спрашивает, можно ли зайти.
— Вот пообедаем, — ответил Кандыба. — Что там у него, горит?
— Да разве у меня! — В открытые настежь для прохлады двери Гусак шагнул из сеней в горницу, остановился и, перебегая взглядом по лицам сидевших за столом, добавил, криво усмехнувшись: — Это же вам вроде к спеху. Так мне Приська моя… — и запнулся, не закончив фразы, словно споткнулся на Артемовом лице. Но сразу же будто и успокоился, перевел взгляд на тех, кто сидел в красном углу, видно, самые уважаемые гости Кандыбы.