Вот так день за днем и уняла боль свою Мирослава.
Немало способствовали этому и Христино поведение, ее такт, сдержанность. Особенно когда дело касалось Артема. За все время ни единым словом при Мирославе не обмолвилась о пребывании Артема на рождественских святках в Поповке. И даже когда об этом начинал Василько, вся настораживалась, словно боялась — как бы чего лишнего не сказал мальчонка. Но Василько, хотя и был очень непосредственным и с наклонностью рассуждать по-взрослому, тоже никогда не касался семейных отношений своего бати и мамы. Да, наверно, не, больно много и знал о том по причине своего малолетства.
А все же мог бы рассказать кое-что. Ну, хотя бы о свадьбе бати с мамой, на которой и сам гулял, — правда, лежа в постели: после болезни не совсем поправился еще, — даже свадебную чарку пил!.. Очень хотелось рассказать. Но, будучи не по летам смышленым, сдерживался. Рассуждал про себя так: если мама никогда не рассказывают об этом, значит, неспроста. Догадывался даже, что именно могло сдерживать мать, уж не то ли, что произошло с бабусей: она тогда с печи за весь вечер не слезла и девчат не пустила. Конечно, про это, может, и не следует, но кроме этого было на свадьбе много такого, о чем можно бы рассказать; но раз мама молчат, так нечего и ему соваться поперед батька в пекло. А то есть еще и такая хорошая батина пословица: «Молчи, глуха, — меньше греха»…
До последнего дня в Славгороде Мирослава не знала о той свадьбе. А это со временем и сделало возможной ту химерную «метаморфозу» с ней, которая едва ли не кончилась для нее тяжелой сердечной травмой в буквальном смысле.
Собственно, еще с самого начала девушка чувствовала большой соблазн объяснить сдержанность Христи не особенностями ее натуры, а просто недостатком материала для законченной любовной истории. Иначе почему б она — если уж поженились с Артемом — так старательно избегала этой темы? Сама видела, что заключение это не выдерживало первого же соприкосновения с фактами. Страшную новость об Артеме ей сообщила тетя Маруся Бондаренко — женщина рассудительная, к тому же хорошо знавшая о ее чувстве к Артему. Как бы она могла причинить ей такое горе, если бы не была вполне уверена, что это правда! От самой Христи якобы знает об этом. Ну, так какие же могут быть сомнения? Нужно мужественно глянуть правде в глаза! На этом и утвердилась.
Не сразу и нелегко, конечно, далось ей это. Были и слезы в подушку, чтобы, не дай бог, не услышали за стеной мать с отцом, и без того уже обеспокоенные ее печальным видом. Догадывались, должно быть. А может, объясняли все другими причинами. А их хватало… В невероятно тяжелом положении пребывала страна. Стремительно двигалась черной тучей немецкая орда, и нечем было остановить. Фронт подходил уже к Днепру… Не зная ни сна, ни отдыха, забывая поесть, Мирослава наравне со своими товарищами из партийного актива работала в эти дни до полного изнеможения. Где уж было, казалось, найти силы и время для любовных переживаний! Да прошло и времени немало с тех пор — будто успокоилась даже. Вот почему большой неожиданностью была и для нее самой та внезапная вспышка ее любви к Артему, в течение нескольких часов светившая ей ярче солнца, но так же внезапно и угасшая, оставив в душе еще более густой мрак…