Здесь, даже не дав оратору закончить фразу, Диденко торопливо захлопал. Раздались аплодисменты и в зале. Кто-то пронзительно свистнул. Затопали ногами. Гудзий выждал несколько секунд, пока не улегся шум, и закончил:
— …что наша украинская земля никак не пригодна для того зелья, которое сейчас так пышно разрастается сорняками по всей Великороссии.
В зале снова поднялся шум. Аплодисменты и пронзительный свист, возгласы возмущения. Но скоро и они утихли. Тогда в тишине раздался звонкий тенорок:
— Поганый из тебя, Гудзий, вышел агроном!
Гудзий пропустил реплику мимо ушей и уже стал объявлять:
— Слово для доклада… — Но Бондаренко тихо что-то сказал ему. Гудзий несколько секунд как бы колебался, потом объявил недовольным тоном: — Для внеочередного заявления слово имеет Бондаренко.
Бондаренко вышел на трибуну. В зале постепенно стихло.
— Я не берусь судить, — начал Бондаренко, — какой Гудзий агроном. Но что социалист он весьма сомнительный — это ясно. Сам собственноручно в этом расписался своим выступлением. «Сорняки», — говорит. Так он называет то историческое событие, о котором мы — рабочий класс, беднота крестьянская — всю жизнь мечтали: социалистическую революцию в нашей стране.
Движение в зале.
— Это не в нашей! Бог миловал.
— Будет и в нашей.
— Сказала Настя: как удастся! — выкрикнул Диденко.
Шум в зале.
Бондаренко выждал, пока утихло, и продолжал:
— Да, именно так всегда и говорили нам, большевикам, что ничего не удастся. А между тем удается ведь. Рабоче-крестьянское правительство Народных Комиссаров в Петрограде — это ж факт! (Аплодисменты.) Ну, да к этому вопросу мы еще вернемся. А сейчас речь о другом. Два часа тому назад полуботьковцы арестовали депутата Совета солдатских депутатов, рядового саперного батальона товарища Кузнецова. Перехватили его по дороге на это заседание. (Движение в зале. Как видно, не все присутствующие знали об этом, и новость эта многих поразила и возмутила.) По поручению фракции социал-демократов большевиков я заявляю решительный протест против этого наглого нарушения основ свободы и демократии. И призываю всех депутатов присоединиться к нашему протесту и поддержать требование к командованию полуботьковцев: освободить товарища Кузнецова. Немедленно.
Раздались аплодисменты.
Гудзий поднялся с места и ждал, покусывая ус, пока в зале не наступила тишина. Тогда заговорил:
— Фракция большевиков ломится в открытые двери. Мы уже обращались от Совета солдатских депутатов к командованию куреня имени Полуботько с запросом о причинах ареста Кузнецова. И уже получили ответ, вполне исчерпывающий. Первое: в связи с тем, что саперный батальон выбыл из Славгорода, депутатский мандат Кузнецова механически утратил силу. И второе: у Кузнецова не оказалось никаких документов, которые разрешали бы ему отлучку с места расположения его части — станции Ромодан. За это его и задержали. Иначе говоря, он задержан как дезертир. И передан в распоряжение коменданта. Дальше уже от самого коменданта будет зависеть, отправит ли он Кузнецова в его часть или, может, в очередную маршевую роту. Как это обычно делается. Как видите, повода для протеста нет никакого!
Но разъяснение председателя далеко не всех в зале удовлетворило. Потребовали поставить на голосование: кто за то, чтобы объяснения полуботьковцев считать удовлетворительными?
— Явное большинство, — объявил Гудзий.
— Это еще неизвестно, — возразил Бондаренко.
Пришлось подсчитать голоса. А потом голосовали: кто «против»? Голоса разделились почти поровну: на семь голосов только и перевесили те, кто был «за».
Диденко даже заерзал на стуле и тихонько чертыхнулся. Саранчук невольно взглянул на него:
— Чего ты? Ваша ж берет!
— Если и дальше будут так таять наши голоса… — ответил Диденко. Не отрывая глаз, напряженно смотрел на Гудзия до тех пор, пока тот не поймал его взгляда. Павло вопросительно шевельнул бровями.
Гудзий едва заметно кивнул головой и объявил:
— Слово для доклада «О разоружении саперного батальона полуботьковцами» предоставляется депутатке Супрун.
Но не успела Мирослава Супрун, взойдя на трибуну, сказать первую фразу, как Гудзий остановил ее:
— Простите, прерву на минутку. — И обратился, якобы недовольный, в зал: — Что вы хотели, Диденко?
— Прошу слова для внеочередного заявления.