— Непременно зайди. Нужно подумать и о тех винтовках, что в овраге. И не задерживайся. Михайло уже час как ушел. Вот-вот вернется.
Но миновал еще час и другой, а Михайло все не возвращался. Валдис пришел от Сережи еще более сумрачным: даже не узнал его Сережа в горячке. А Михайла нет и нет. Артем уже почти не сомневался, что с ним что-то случилось. А тут еще его мать пришла из хлебной лавки и, узнав, что сын ушел в город и до сих пор не приходил, загоревала. Стала рассказывать, что говорили женщины в очереди: кого-то убили, женщину лошадьми затоптали.
— Ой, чует мое сердце, пропал он!
Но Михайло вернулся. Примерно часов около десяти.
— Тесленко убили!
Артем вскочил с места. Потрясенный, подошел к Михайлу, схватил за плечо.
— Что ты, Михайло? Не может быть!
— Весь город уже знает!
Ходил и сам он туда. Тело Тесленко отвезли домой. Помещение комитета разгромлено. Но сам комитет жив! Действует! На машиностроительном заводе состоялись экстренное заседание комитета и митинг. Постановили начать общегородскую забастовку в двенадцать часов и демонстрацию протеста в час дня. Собираться всем по предприятиям после гудков.
Пока он рассказывал это, Артем немного оправился от потрясения.
Сказал грустно:
— Так! Был Тесленко — и нет Тесленко. — Долго сидел, опустив голову. Вдруг резко поднял ее. — А чего ж ты один? Без доктора? Сереже очень плохо!
— Заходил даже к двум, — ответил Михайло. — Оба как сговорились: если в грудь ранен, то дома с ним нечего делать. В больницу его нужно немедленно.
— Ну, а пока что, до больницы? Неужели Мирослава Наумовна не могла… — насупил брови Артем.
— А ее нет. Арестовали ночью! И Федора Ивановича! — выпалил одним духом Михайло.
Несколько минут Артем сидел словно окаменелый. Потом спросил, кого именно из членов комитета видел.
— Кузнецова. Он уже знает, Иванов ему рассказал о винтовках. Доволен, даже улыбнулся. «Молодцы!» — говорит. Про тебя рассказал, что в руку ранен. Велел передать, чтоб никуда ни шагу.
— Легко сказать — никуда ни шагу!
— Не дури, Артем! Сиди! А Серегу мы с Валдисом в больницу отправим. Саночки у меня есть, еще одни где-нибудь возьмем и свяжем…
Городская больница была неподалеку от Слободки. Поэтому через какой-нибудь час ребята уже вернулись, устроив Сережу в больницу. Ходики на стене показывали четверть двенадцатого.
— Мама, — уже сняв пальто, вдруг спросил Михайло, — а часы наши верно идут?
— А кто их знает. Вчера с вечера забыла подтянуть гирьку. Остановились ночью. Я поставила по солнцу.
Михайло возмутился:
— Ой, мама! По солнцу! Ну, теперь бегите сами к Одарке, узнайте, который час.
Но тут же передумал. Может, боялся доверить матери такое ответственное дело. Сбегал сам. Ходики отставали чуть ли не на полчаса. Михайло поставил их по Одаркиным — без четверти двенадцать. И только тогда сел за стол.
Ели втроем из одной миски, молча. Украдкой поглядывали на ходики. Когда минутная стрелка подползла к цифре 12, все, как по команде, отложили ложки. От волнения уже не могли есть. Закурили. И тоже молча. Наконец долгожданные двенадцать часов. Цигарки вспыхивали от глубоких затяжек. Пять минут первого.
И тут не вытерпел Михайло. Кинул окурок, вскочил с места и взволнованно прошелся из угла в угол. Остановился посреди комнаты и обратился к Артему почти с отчаянием:
— Ну вот тебе и на!
— А что такое? — Артем сделал вид, что не понял его.
— Семь минут первого уже!
— Откуда ты знаешь? Что тебе Одарка — Пулковская обсерватория? Может, у нее часы спешат минут на десять, а то и больше?
И не успел он договорить последнее слово, как вдруг тишину всколыхнул басистый гудок. И хоть ждали его, все невольно вздрогнули и поднялись с мест.
— Машиностроительный! — радостно вскрикнул Михайло.
А гудок гудел призывно, властно. Пока что один. И снова так же неожиданно с другой стороны города, ближе к Слободке, откликнулся второй гудок, на тон выше.
— Наш! — в один голос сказали Валдис и Михайло. — А это депо! Мельница! Табачная фабрика!..
Гудки — один за другим, а то и несколько сразу — вливались, словно шумные притоки в бурную, ревущую реку, которая затопила собой весь город, от края и до края. Казалось, звенело само небо от этого могучего хора гудков.
— А второй мельницы не слышно, — вслух подумал Михайло.
— Меньшевистское гнездо! Что ты хочешь? — сказал Артем.
— И электростанция молчит.