Выбрать главу

— Но если они все же выйдут?

— Конная сотня разгонит этот сброд. Одними нагайками.

— Но вы, господин Щупак, должно быть, не знаете, что наш город промышленный. У нас ведь до двух десятков предприятий. Свыше пяти тысяч рабочих.

Этого Щупак действительно не знал. И приведенные цифры несколько охладили его пыл.

— Кроме того, — сказал Гудзий, — неизвестно, что они затевают. Ведь у них есть и вооруженные силы: так называемые красногвардейские отряды. Небольшие, но если добавить к ним еще эти четыреста винтовок, то это уже сила!

Тогда вскочил меньшевик Кузин:

— Плохо, когда делят шкуру неубитого медведя. Но еще хуже, когда кому-нибудь с перепугу мерещится за каждым кустом страшный медведь. Я глубоко уверен, что большевикам не удастся подбить рабочих на демонстрацию.

В этот момент загудели гудки.

Несколько минут все сидели ошеломленные. Но молчание в конце концов стало нестерпимым. Кириенко поднялся за столом и, напрягая голос, чтобы его все услышали, подвел итоги совещанию:

— Господа! Принимая во внимание известное равновесие — пусть временное (это бесспорно!), пусть шаткое, но все же равновесие сил, мы должны сказать себе, что для нас сейчас главное — спокойствие и еще раз спокойствие! Пусть демонстрируют, пусть маршируют. Свежий воздух пойдет им на пользу — остудит немного головы. Но на всякий случай будем просить атамана Щупака взять на себя охрану ключевых объектов города: телеграфа, банка, вокзала… Не так ли, господа?

Большинство согласилось с ним. А Щупак пожал плечами:

— Хорошо. В конце концов, вам виднее. Я еще не успел сориентироваться тут, в Славгороде.

Сразу же после совещания атаман Щупак поехал к себе в эшелон, чтобы успеть отдать распоряжения. Но была и иная причина: жутко было ему сейчас в городе. Гудки уже замолкли. Над городом повисла напряженная тишина. Кое-где на перекрестках стояли гайдамацкие патрули. Щупак со своей охраной выехал на Сенную площадь. Влево тянулась Полтавская улица, прямая, на километр видно, чуть ли не до самой Слободки. И бросались в глаза на темном фоне колонны демонстрантов красные, как молнии среди туч, флаги.

Завернув по Троицкой улице, Щупак дал шпоры коню. Уже оставалось до вокзала каких-нибудь два-три квартала, как вдруг из-за угла вышла колонна, — по-видимому, рабочие депо. Впереди шел знаменосец. По обе стороны его почетный караул у знамени — двое молодых рабочих с винтовками на плечах с примкнутыми штыками. Шествие загородило собой всю улицу.

«Неужели не разомкнутся, чтобы пропустить?» — ярость душила Щупака. Вместо того чтобы свернуть в сторону, дал шпоры коню. Но в нескольких шагах от колонны конь остановился вдруг как вкопанный, так что один из конвойных даже налетел на него.

Шествие не останавливалось. Над колонной звучала крылатая песня:

Смело, товарищи, в ногу! Духом окрепнем в борьбе, В царство свободы дорогу Грудью проложим себе!..

У Щупака нервно задергалась щека. Сердито рванул коня в сторону, на тротуар. В канаве, занесенной снегом, конь провалился по самое брюхо и с трудом выбрался наверх.

Опустив голову, Щупак ехал по тротуару шагом и искоса внимательно приглядывался к колонне демонстрантов.

«Нет, это не толпа! Нагайками тут ничего не сделаешь!»

Когда жена Бондаренко со своими гостями вышла за ворота, город, недавно еще такой молчаливый, сейчас гудел, как колокол: со всех сторон раздавалось пение. Не то что слов — даже мотива нельзя было разобрать, слышно было только, что пели сотни голосов.

— Собираются уже, — сказала Маруся и еще хотела что-то добавить, но в это мгновение совсем близко, сразу же за углом, по Киевской улице, зазвенела стоголосая песня. — Это Танина фабрика. Пойдем и мы поскорее.

Голова колонны подходила к Гоголевской улице. Мужчина нес красное, как огонь, знамя. За знаменосцем шли в первых рядах мужчины. А за ними почти одни женщины, несколько сотен, — работницы табачной фабрики.

Вихри враждебные веют над нами, Темные силы нас злобно гнетут. В бой роковой мы вступили с врагами, Нас еще судьбы безвестные ждут…

— Пойдем и мы с ними, — сказала Маруся, — а то одних нас могут не пропустить гайдамаки.

Немного обождали, пока не поравнялась с ними середина колонны, и зашагали по тротуару рядом. Но не прошли и квартала, как навстречу Грицько Саранчук. Остановились.

— Где это ты пропадал всю ночь? — спросила Катря.

Грицько вздохнул и ничего не ответил.

Потом обратился к жене Бондаренко: