— Выбивай, товарищи, окна!..
Метальщики бомб стояли в простенках окон наготове. Во рту каждого дымилась папироска, чтобы зажечь фитиль и бросить вниз через бойницы бомбы. Грянул выстрел, что-то рухнуло, ударило в стену… Здание, как мне показалось, пошатнулось. Силою удара снаряда, отдавшегося сквозь стену, меня отбросило от стены аршина на полтора. Тотчас раздался второй выстрел, третий, четвертый. Отбрасываемые ударами снарядов, мы снова немедленно подскакивали к стене. С потолка сыпалась известка, воздух наполнился густой красной кирпичной пылью. Тряслась стена, шатался под нашими ногами пол. Ухали орудия. Я насчитал не менее 20 пушечных ударов. Вдруг, после того как я оказался отброшенным особенно далеко ударом снаряда от простенка, у которого я стоял, послышался страшный треск, все закачалось, и значительная часть стены во всю вышину помещения рухнула вниз.
Группу бомбометателей раздавил рухнувший простенок. Влетает в здание снаряд, оторвана нога у одного из боевиков, разворочен бок, вываливаются кишки. Несчастный человек понимает, что это конец, он просит товарищей оборвать его страдания, застрелить из револьвера. Но кто способен сделать такое? Сосед, к которому обратился с этой страшной просьбой умирающий, через минуту падает контуженный новым разрывом снаряда, он очнется лишь в больнице».
Артиллерийский огонь прекратился. Из развалин вытаскивают раненых и убитых, сносят их в столовую завода.
«Это были цветочки, ягодки впереди…»
Сопротивляться охотничьими ружьями и револьверами нападению целой армии превосходно вооруженных солдат, сопротивляться артиллерийскому огню бессмысленно. Помощи ждать неоткуда.
Дима Бассалыго выставляет в полуразрушенные ворота привязанную к длинной палке белую занавеску.
Переговоры о прекращении огня вели с командованием правительственных войск Николай, комендант осажденных, и Дима, командир боевой дружины. Их задача заключалась в том, чтобы возможно дольше разговаривать с царскими офицерами, получить побольше времени до момента выхода из завода. Пока шли переговоры, на заводе припрятывались оружие и бомбы, уходили по еще не занятым врагом дорогам руководители восстания, арест которых подорвал бы дальнейшую социал-демократическую деятельность в городе.
Часть боевиков нашла свободным выход через малярный цех к угольному складу и дальше на Конную площадь. Несколько солдат видели уходивших с завода боевиков, но мер к задержанию их не приняли, очевидно потому, что среди них не было офицера. Боевики, сумевшие уйти с завода, примкнули к еще сопротивлявшимся царским войскам паровозникам. Здесь впервые Артем встретил своих дорогих товарищей, к которым он так и не смог пробиться. Вид у Артема был невеселый, подавленный. Лицо его осунулось. Он по-братски расцеловался с товарищами, прибывшими с завода, и серьезно сказал им:
— На этот раз не удалось, на другой удастся!
Другим боевикам не повезло, они не успели уйти с завода. Шаповалову и еще нескольким товарищам кричали:
— Спешите уходить, пока еще не поздно!
Они бросились к боковой калитке, через которую только что ушли другие активисты. Калитка оказалась запертой. Они попробовали перелезть через забор. С этой стороны завода во время бомбардировки не было совсем войск, а теперь здесь стояли солдаты и казаки. Они направили на беглецов дула ружей и закричали:
— Назад, забастовщики, стрелять будем!
У выхода из завода стояли охранники, полицейские и офицеры. Каждого выходившего тщательно обыскивали. Жандармы командовали одним «прямо» — этих арестовывали, их окружали солдаты и вели к другим задержанным товарищам. Команда идти «налево» или «направо» означала, что человека отпускали на все четыре стороны. Всего было арестовано 137 человек. Но среди них не было ни одного из руководителей восстания. Боевиков-дружинников, гвардейцев Артема, почти не сумели задержать. Рабочие помогли всем нелегальным и находившимся на подозрении у полиции своевременно исчезнуть с завода.
Пользуясь суматохой, при обыске благополучно скрылся и избежал ареста Константин Бассалыго.
Ушел боевик товарищ Пирог. Он был контужен и хромал. Проходя «налево» мимо казаков, он слышал ехидные замечания:
— Что, достал земли и воли?
Приходилось молчать и уходить поскорее от царских собак, пока они не разнюхали, кого отпускают на волю.
Недолго после разгрома Гельферих-Саде отстреливались от солдат засевшие за соляными мешками на Конном базаре Артем и его товарищи. Пора было уходить, иначе угрожало окружение. Отходили к винному складу и дальше, на Заиковку.
На Сабурову дачу было перевезено 20 раненых и несколько человек убитых. Мертвые были помещены в морг. Явилась полиция и потребовала выдачи трупов. По совету Артема администрация больницы под формальным предлогом трупы не выдала. Предполагалась демонстрация во время похорон.
Вечером на Сабурке состоялось собрание членов партии. Артем выступил на этом собрании и подверг разбору все действия восставших: ошибок было допущено много. Не сумели сохранить в тайне план восстания, дали возможность провокатору оповестить врагов и тем вывести из борьбы такую большую силу, какую представляли революционные солдаты. Кто-то из меньшевиков — членов Федеративного совета помешал выполнению приказов о захвате канцелярии генерал-губернатора, телеграфа, жизненно важных учреждений города. Плацдарм восстания, таким образом, сильно сузился. Было много и других серьезнейших промахов в подготовке и проведении восстания.
— Но не будем унывать, мои дорогие боевые товарищи! Хотя нас и разгромили, буржуазия не забудет выступления харьковских пролетариев. Мы дали хороший урок самодержавию. Нас побили, но мы сплочены сейчас, как никогда. Это были цветочки, ягодки впереди…
На собрании большевиков было решено проводить партизанские выступления, нападать на полицию, на, охранников. Показать властям, что силы революции не разбиты и не побеждены.
В городе шли аресты. По улицам днем и ночью разъезжали казачьи патрули. Тюрьмы были переполнены арестованными. Но руководители восстания были на свободе, на свободе оставался и Артем.
Артем неуловим…
Начальник харьковской охранки знал, что Артем укрывается на Сабуровой даче. Охранка пыталась, и не раз, схватить этого неуловимого революционера, но безуспешно. Насколько информированы были жандармы обо всем, что касается Артема — опытного в конспирации и умного противника, видно из донесения харьковского охранного отделения.
«По полученным сведениям, — пишет начальник охранки, — нелегальный «Артем» посещает в городе здание Земской управы, где часто присутствует на заседаниях в качестве представителя от низших служащих земской больницы на Сабуровой даче, хотя таковым вовсе не состоит, а просто избрал себе там жилище при посредстве фельдшерицы Базловой и техника по электрическому освещению Соболева и устраивает совещания остатков «Федеративного совета».
Для поимки «Артема» устраивалось наблюдение несколько раз за помещением Земской управы, которое наблюдало его присутствие там, но проволочка за получением наряда для ареста «Артема» при выходе всякий раз давала возможность ему ускользнуть…»
В такой несколько наивной форме харьковские охранители пытались оправдаться перед своим высшим начальством. Ссылка на какие-то мифические наряды, отсутствие которых мешало схватить своего врага № 1. Сказали бы честно и прямо: несмотря на все старания «наблюдателей», Артем умеет выскользнуть из-под самого носа жандармов и шпиков.
«…В заседаниях управы «Артем» вел себя крайне резко и преступно. На запрос председателя, почему он, назвавшийся Тимофеевым, является представителем от низших служащих Земской больницы, когда по сведениям управы он в числе таковых не значится, «Артем» отвечал, что он не желает давать ответов на такой неуместный, по его мнению, вопрос, так как «Артем» считает себя агентом «партии социал-демократов, которому поручен район Паровозостроительного завода и Сабуровой дачи, и потому он поступает служащим сам по своему усмотрению в одно или другое место, где ему всего нужнее и удобнее выполнить требование партии. После этого «Артем» заявил собранию восемнадцати гласных земцев под председательством князя Голицына… что теперь наступил такой политический момент, когда можно сказать только — иду направо или налево. Как представитель крайней левой, «Артем» объяснил земцам в страстной речи, что только его точка зрения правильна и что в ней он признает одно средство — вооруженную с правительством борьбу, для которой он собирает пожертвования… Заседание управы слушало молча «Артема» и дало ему возможность безнаказанно уйти из заседания, не передав в руки властей. Осведомленный обо всем этом генерал-губернатор решил арестовать «Артема» и доктора Тутышкина и, если представится возможность, то и застигнутых там членов «Федеративного совета». С этой целью был назначен обыск Сабуровой дачи в ночь на 21 сего декабря…»