Выбрать главу

Артемка всегда останавливается возле огромной стеклянной витрины. Чего там только нет! Рыбки золотистые и красные, полосатые и в крапинку. Щеглы, дрозды и канарейки, неправдоподобно красивые попугайчики, ленивые, неповоротливые черепахи, толстые хомячки, вечно почему-то дремлющие на своей мягкой подстилке, и белочка. Она обычно сидит на задних лапках в тесной маленькой клетке и грызет орехи. Рядом с клеткой на белой бумажке крупно написана цена: 12 рублей. Всякий раз Артемка испытывает острую жалость к этому маленькому красивому и беззащитному зверьку. Было бы у него двенадцать рублей — выкупил бы он белочку, унес бы далеко за город, в лес, и выпустил бы ее на свободу…

Сзади что-то хрустнуло. Кто-то подошел к витрине, остановился рядом.

— Привет, Артемий.

Артемка удивленно обернулся.

— Акула? Ты откуда?

— Ты что, как милиционер, каждый раз всякие вопросы мне задаешь? — нахмурился Пашка, — Я тебя спрашиваю, откуда ты?

— Пожалуйста, если интересно, спрашивай, — улыбнулся Артемка. — Мне скрывать нечего.

— А я что, по-твоему, скрываюсь? — В голосе Акулы послышались железные нотки. — Я тебе, кажется, уже втолковывал: просто не хочу, чтобы меня тетка отыскала. Ты понял?

— Конечно, понял. Я и молчу.

— Ну и на том спасибо. Как житуха?

— Житуха — ничего. А ты как?

Пашка махнул рукой и вдруг жестко посмотрел на Артемку.

— Ты долг отдавать собираешься?

Артемка сразу как-то сник. Он уже давно снова откладывает понемножку из тех денег, что дает мама на обеды в школу, но, во-первых, дело подвигается страшно медленно, во-вторых, Генка Короткое где-то раздобыл отличный портрет Юрия Сенкевича, того самого, что плавал с Туром Хейердалом на «Ра» и намекнул Артемке, что отдаст портрет только в обмен на шариковый карандаш в форме гвоздя. А такой карандаш был у Веньки Антонова. Венька заломил за него целый рубль.

Артемка пробовал соседским фотоаппаратом сам сфотографировать Сенкевича во время телевизионной передачи, но тот постоянно шевелится, разговаривает! В общем, с рублем пришлось распрощаться.

— Слушай, Пашка, — неуверенно начал Артемка, — четыре рубля я могу отдать тебе сию минуту. Постепенно верну и остальные. Идет?

Пашка хищно сощурился.

— Когда деньги нужны были тебе, ты их у меня как получил, все сразу или по копейке? Чего же сам крохоборничаешь?

— Я не крохоборничаю, но…

Пашкино лицо стало свирепым:

— Чтобы сегодня вечером деньги были. Все двадцать пять рэ. Понятно? И никаких «но». Смотри, со мной ссориться опасно, — добавил хищно Акула, и Артемке стало не по себе.

— Но где же я возьму сразу столько денег?

— А мне какое дело? — огрызнулся Акула и пошел, прочь. Уже на ходу бросил через плечо: — Когда брал, о чем думал?

— Я же думал — постепенно….

Вдруг Акула остановился, обернулся.

— Хочешь заработать?

Артемка растерялся:

— Как? А я смогу?

— Ничего хитрого. Один вечер — и долой весь долг.

Артемка не верил своим ушам. Всего один вечер, и он полностью рассчитается с Акулой!

— А ты не шутишь?

— Какие шутки!

— Это что, у вас на заводе?

— Заработать везде можно. Не только на заводе. Мать сегодня в ночную?

— В ночную.

— Порядок. Часам к одиннадцати приходи на Садовую, где новый дом строят, девятиэтажный.

— К одиннадцати? Почему так поздно?

— Боишься, что не выспишься? Выспишься! Завтра же воскресенье.

— Я не поэтому…

— Ах, испугался? Темно, ножки от страха дрожат, мамочка велит уже в постельке лежать, да? — закривлялся Акула. — Не хочешь — не надо. Насильно тащить тебя никто не станет.

— А что я все-таки буду делать?

— Сказал — объясню вечером. Сейчас некогда. Тороплюсь.

Артемка прикинул: в самом деле, он ничего не теряет. Придет, выслушает Акулу, и, если то, что ему предложат сделать не подойдет, Артемка скажет: «Оревуар!»

А вдруг сегодня он и в самом деле навсегда освободится от долга?

— Хорошо. Я приду.

Акула оживился, подобрел.

— Тогда покедова. Да смотри, помалкивай, что меня видел.

— Я же обещал.

И они разошлись.

В темном переулке

Минут без пяти одиннадцать Артемка был уже на месте. Он стоял один на плохо освещенной улице возле каменной громады в девять этажей с чернеющими провалами еще не застекленных окон. Было тихо. Лишь с проспекта Карла Маркса сюда доносился шум автомобилей, чей-то смех.

Еще когда в городе лежал снег, в этом месте снесли несколько деревянных домишек и теперь сооружали высоченный дом с просторными лоджиями.