- У меня и кроме Белуши защитник имеется.
Говоря так, байкер неторопливо перебирал растрёпанную косу. Дошел до самого конца и показал украшение: изящный кинжальчик в ножнах, с ремешками, которые вплетались в волосы.
- Ух ты, какой. Настоящий? Покажи.
"Аристо" вынул клинок. Это была так называемая воронёная сталь - с игрой всех оттенков серого н поверхности.
- Экстра-класс. Зовут-то как? Ты ему имя придумал?
- Не я. Он с самого рождения Бьярни. Бьёрнстерном крестили.
- Ужас какой.
- А тебя?
- Зигги. Можно Зигрид. Тоже не имя, а полная жуть.
- Рад познакомиться, Кьярт. Фу, и так горло пересохло, а тут выговаривай всякое.
- Может, молочка свежего? Турье, представляешь.
- Дикие коровы? Лихо. А, давай открывай, что ли.
Оба черпнули прямо из фляги. Байкер опрокинул в себя кружку и стал пить молоко, жадно двигая кадыком.
- Кьярт ведь... мужское имя, - внезапно осенило Зигги. - Полностью Кьяртан. И клиночек у тебя бойцовский. Такие своей кровью полагается оживлять.
- А он и есть живой. Даже не наполовину, как остальные: совсем.
- Коса тоже на военный манер скручена.
- А как же ещё... Ой.
Кьяртан повернулся к собеседнику и оглядел того заново - от неряшливой стрижки до задубелых пяток.
- Я не она, но ты ведь тоже не он. Девчонка. Имя только странноватое.
- Думаешь, заливаю? Настоящее. Не монашеское, какие дают при постриге, и вряд ли им станет. Хочешь убедиться?
Она потянула кверху правый рукав. Кьярт воззрился на тусклый браслет из непонятного сплава с небрежно процарапанным "Zigrid Conversa".
- Конверса. Лаборанта. Это ж рабыня почти. Я даже не знал, что такое всерьёз бывает.
- Ничего. После одного случая мне лучше железо на запястье носить, чем десяток золотых штучек на пальцах.
- И мне ничего. Хотя сам свободным считаюсь, а после одной оказии лучше железный шлем, чем златой венец.
- О чём ты: о свадьбе или... Постой-погоди.
Зигрид приподнялась со своего места, выпрямилась.
- Одёжки и мотор сильно прикольные - ладно. Имя тоже ничего - в год после королевского рождения Кьяртаны шли через одного. Но живой клинок - побратим только одного человека на свете. Самого главного. Ты, милый, не аристократ, а гораздо хуже. Молодой король в сокрытии.
Это прозвучало как приговор.
- Ну, поймала меня, - Кьяртан печально вздохнул. - Только к нормальному человеку пристроюсь, только в доверие войду - хлоп, и всё прахом.
- Маскируйся лучше. Весь Вертдом звенит о ваших похождениях, одна я такая дурища - не распознала. Хорош собой до одури и голос больно певучий. Да вам и полагается.
- Только не начинай меня "выкать", будто меня много.
- Я не выкаю, только обобщаю. Твой Бьярни ведь тоже красавчик голубых кровей, когда обернётся человеком.
- Спасибо. Я могу тоже тебе польстить? Умна, храбра и личиком удалась.
Зигрид подняла бровь:
- Благодарствую за лесть. Тебе очень надо, чтобы тебя не выдали?
- Очень, - кивнул Кьяртан. - Точнее, не "выдали замуж", а не женили. То есть не хочу, чтобы меня женили на какой-нибудь родовитой избраннице, а потом притворились, что всегда так было. Король силён связями и потомством, сама знаешь. Матушка с подругами уже вовсю грозятся, что иначе сместят. Постригут, а в лучшем случае косу отрежут. На эшафоте, кстати, как покойному батюшке.
- Не всякая угроза страшна, - успокоила его девушка. - Мне вон тоже много чего приятного успели наобещать.
- Как говорят, всем живется плохо. Кому супчик жидок, а кому жемчуг мелковат.
- Это не про тебя сказано, не беспокойся. И не про меня. Кларинды сами кушают жиденькое и постное, но для работников физического труда жратву делают - ложка колом стоит. И повариха у них отменная: из голимой перловки может пять разных блюд сотворить.
- Так что ты своей судьбой довольна, - наполовину утвердительно спросил Кьяртан.
- Пожалуй. Как говорят, в монастыре всё есть, что имеется в миру, кроме потной грелки под боком и пискунов в колыбели. Счастьице ещё то, на мой взгляд. А ведь меня едва ли не силком имеют право с породистым самцом свести. Мягко так намекнуть на неизбежность послушания.
Тут Зигги слегка присочинила: не так уж она была бесправна, как хотела казаться. Но король слегка насторожился:
- Тогда... Как ты отнесешься к одному предложению?
- Какому это?
- Сначала вот что скажи. Аббатиса ваша ведь почтенная Бельгарда?
- Ну конечно. Дочь младшей жены твоего деда.
- Фигура из того же ведьминского набора, что и её матушка с моей матушкой и нянюшкой. Правильно?
- Угу. Мимо правил - ни-ни. Как вспомню - всякий раз шкура свербит, - девушка напоказ поёжилась.
- Ну вот. Давай заключим с тобой наступательно-оборонительный союз. В пользу нашего обоюдного безбрачия. Я еду сейчас к матушке и докладываю, что в странствиях своих отыскал, наконец, себе невесту. И ни на ком больше не женюсь, хоть и впрямь меня убейте.
- А невеста - это я.
- Вот именно. И уж тётушка Бельгарда им про тебя как есть распишет: и непокорна, и на язык остра, и в грязь по самые уши зарылась.
- К тому же простолюдинка в кабальном ярме. А они этого факт не потерпят.
-. Положим, я за тебя выкуп аббатисе предложу.
- Не выкуп, а отступное, верно? А у тебя личные финансы имеются?
- Вот и мать Бельгарда то же спросит. Формально нет. До полного совершеннолетия. Двадцать один год как штык - тогда пожалуйста. Так что три года ждать: тебе и мне.
- А какой мне-то навар?
- За это время что-нибудь да случится.
- Типа умрёт либо ишак, либо падишах, но, может быть, ишак всё-таки выучится говорить.
- Так я деньги куда раньше отыщу, - король заговорщицки понизил голос. - Есть неподалёку заначка, только чуть округлить. А получишь волю - заодно меня освободишь. Буду скорбеть в шёлковый платочек о погибшей любви.
Оба они забыли о свидетеле: а им был Бьярни, который в металлической форме вовсе не спал, вассальной клятвы кровному дружку не приносил, а слух имел преострый.
Правящий триумфеминат вник в обстоятельства быстро. Кьяртану было сказано, что властитель должен держать слово, даже если оно повернулось обратной стороной. Поэтому капитал, добытый у морян и остального народа путём королевско-машинного кровосмесительства, достанется клариндам, но послужит не средством для побега, а приданым невесты, не такой уже благородной и отнюдь не благонравной, однако... "Бачили очi, що купували, тепер iжте, хоч повилазьте, - гласит распространённая франзонская пословица. Или не пословица.
Аббатиса вызвала к себе Зигрид и сказала самым решительным тоном:
- Заговор обнаружен и раскрыт. Короля вконец раскололи, и теперь он с радостью пожертвует ради твоего освобождения и вящего процветания нашего монастыря всё то, что он тебе и сулил. Так что ты свободна... выйти за него замуж и стать нашей повелительницей.
Зигрид не удержалась: ойкнула.
- Что-то не так?
Девушка почти в отчаянии затрясла головой.
- Понимаю, - согласилась Бельгарда. - Три грани женской неволи: замужество, монашество и бесконтрольная свобода.
- Не надо было мне никакой свободы, - произнесла Зигги так твёрдо, как только могла. - Я ведь... на самом деле я хотела остаться у вас навсегда. Но так, чтобы самой это выбрать.
Аббатиса помолчала. Наконец, решительно произнесла:
- Вот что. Выбор твой ещё впереди. В инокини не одних девственниц берут. А тебе не грех и попробовать, что такое мужчина, если уж Всевышний сам к этому толкает. Что такое женщина, я тебе, увы, не могу ни показать, ни даже намекнуть. А это значит, что настанет день, когда ты будешь биться о стены своей любимой клетки.
- Клостера или брака? - приоткрыла наконец рот невеста.
- Да, считай, всё едино, - сурово ответила сваха.
Так и состоялась так называемая "Свадьба обречённых", или "Обречённая свадьба" названная так потому, что оба были рыжие, меченные стихией огня. Мало кто из знати выразил протест. Ретрограды прозревали в этом браке возвращение к идеалам начального рыцарства, когда звания жаловались за немалые заслуги, а не наследовались. Практичные смекали, что государственная казна нуждается в срочной подпитке. А романтично настроенные вспоминали историю короля Кофетуа и нищенки, на днях размноженную в тысячах экземпляров с картинками. Закоренелый женоненавистник пленился красотой, сияющей изо всех дыр живописного рубища, - в этом и на самом деле было нечто... Скажем так: мало соответствующее грубой истине.