Кроме того, Артигас договорился с приехавшим в Пурификасион североамериканским консулом Томасом Хелси по некоторым внешнеполитическим и торговым проблемам. В результате морское пиратство получило признание и тот масштаб, которого требовали интересы Восточной провинции. Хелси предложил Артигасу корабли и людей, чтобы помочь ему задушить португальскую торговлю. Хелси, внимательно следивший за борьбой Артигаса, докладывал своему правительству в апреле и июле 1817 года, что справедливость на стороне вождя Восточной провинции, и на этом основании просил оказать помощь Артигасу и его соотечественникам.
По совету консула Артигас 1 сентября написал президенту Соединенных Штатов Монро. Хелси сыграл также важную роль в увеличении корсарского флота, центром которого стала Балтимора. Отныне Лекор и Пуэйрредон потеряли покой. Среди названий кораблей встречались такие: «Республика Восточного берега», «Генерал Артигас», «Конфедерация», «Непобедимая Восточная», «Восточный тигр» и т. д. Некоторым из этих кораблей удалось не только совершить рейсы по Ла-Плате, но и выйти в Атлантику и даже дойти до Средиземного моря. Их деятельность нарушала торговлю между портами Бразилии и Португалии и приводила к большим потерям.
Борьба против централизма Буэнос-Айреса
В политической жизни 1817 и последующих годов господстствовал, в сущности говоря, один фактор — постоянное сопротивление политике Ложи Лаутаро, находившейся теперь в руках Пуэйрредона и открыто направленной против Федеральной лиги и авторитета Артигаса. Помимо того, что Ложа вела интриги в Литорале, Барнардино Ривадавия отправился в Европу, чтобы предложить какому-либо принцу из королевской семьи управление Ла-Платой; таковы были пожелания конгресса в Тукумане и правительства Буэнос-Айреса. Победа, одержанная Сан-Мартином в Чакабуко, еще больше укрепляла Пуэйрредона на его монархистских позициях.
Сан-Мартин представлял в Америке революционное якобинство, опиравшееся на демократические тенденции испанской революции; он действительно стал символом американской революции, ибо был руководителем освободительной войны, не будучи связанным никакими интересами ни с помещиками, ни с торговцами. Несмотря на свое ведущее положение в Ложе, он стоял в стороне от многих политико-экономических проблем, служивших причиной раздора среди населения, и всячески стремился отстраниться от участия в гражданской войне.
С другой стороны, по мере того как португальцы углублялись в Восточную провинцию, правительству Буэнос-Айреса становилось ясна, что интервенты (хотя об этом открыто не заявлялось), как и во время первого своего вторжения под командованием Диего де Соуза, стремились окончательно аннексировать территорию, называвшуюся «Залаплатской». Было ясно, что ни Пуэйрредона, ни других участников Тукуманского конгресса португальская монархия тоже не устраивала. «Я хочу, — заявлял Пуэйрредон, — такого монарха, который соответствовал бы чести, которой он удостаивается, то есть я хочу такого монарха, который был бы более значителен, чем дон Хуан, причем он должен быть только нашим и ничьим другим королем».
Когда Артигас узнал об этих намерения Пуэйрредона, он немедленно начал предпринимать всевозможные контрмеры. Он разослал декларации, составленные аргентинцами-эмигрантами в США. Декларации содержали разоблачения маневров правительства Буэнос-Айреса. Однако, учитывая дезертирство и упадок духа своих офицеров, Артигас хотел выяснить, имеет ли он право брать на себя ответственность за дальнейший ход событий. Когда в ответ на его заявления об отставке от всех кабильдо пришли уверения в преданности и готовности следовать за ним, Артигас из Пурификасиона направил Пуэйрредону обвинительный документ. Он был написан в духе знаменитого письма Цицерона Катилине:
«До коих пор намерены вы усугублять мои страдания? Восемь лет революции, надежд, опасностей, превратностей, несчастий должны были бы, кажется, служить достаточным доказательством моей решимости, а также истинного намерения нашего правительства… Величие жителей Восточной провинции сравнимо только с их готовностью к жертвам; они умеют презирать опасности и преодолевать их, они сопротивляются и будут сопротивляться. Я же во главе их пойду туда, где раньше всего возникнет опасность». Свой меморандум Артигас закончил следующими словами: «Скажу вам раз и навсегда: вы будете нести ответственность перед родиной за предательство ее интересов. Настанет день, и суд всей нации воздаст каждому по всей справедливости».
Это послание Артигас направил открыто через Санта-Фе. Однако ничто не могло заставить Пуэйрредона изменить свои планы — довести до конца борьбу против федерализма и обеспечить торжество централистской политики Буэнос-Айреса. В ответ на меморандум Артигаса по заказу Пуэйрредона был состряпан и опубликован пасквиль, в котором Артигас назывался «чудовищем», «хищным волком», «бичом родины», «новым Аттилой, свирепствующим на несчастных землях, которые ему подвластны». Этот пасквиль, автором которого был Кавиа, один из членов камарильи Пуэйрредона, был разослан по всей стране, чтобы подорвать престиж Артигаса.
В конце 1817 года Пуэйрредон писал Сан-Мартину, что «дела в провинции Восточного берега рушатся», и сообщал о дезертирстве Эреньу и других соратников Артигаса, которым он помогал. Однако в действительности движение за автономию еще не было ликвидировано, и провинции, входившие в Лигу, продолжали оказывать Артигасу большую помощь.
В это время в стане Артигаса начал выделяться Рамирес, который не раз побеждал в сражениях против войск Буэнос-Айреса. Теперь его называли «могучим энтрерианцем». Рамирес, сын парагвайского лодочника, был с 1811 года сподвижником Артигаса. В то время ему было тридцать лет. Среднего роста, сильный и загорелый, с большой головой и густой черной шевелюрой, с густыми бровями и тяжелым взглядом черных глаз, он внушал скорее страх, нежели симпатию. Мужественный и самостоятельный в своих суждениях и поступках, он отличался твердым характером и жестокостью. Во время войны с Буэнос-Айресом Рамирес в течение двух месяцев одерживал победы над портеньос и стал отважным и опасным вождем провинции Энтре-Риос.
Между тем португальцы, победители во множестве сражений, завладев Монтевидео, все еще не чувствовали себя хозяевами. Артигас продолжал господствовать и во внутренних районах Восточного берега и в провинциях Междуречья, откуда он черпал силы. Наибольшую помощь ему оказывали провинции Энтре-Риос и Корриентес. Чтобы окончательно ликвидировать власть Артигаса, португальцы решили осуществить двойную операцию — на воде и на суше. Для этого они вызвали эскадру Сенна-Перейры, и 2 мая 1818 года она прошла по реке Уругвай на север. Во-вторых, пришло в движение войско Ку-радо, которое бездействовало со времени победы у Каталана и в феврале вновь начало наступление. В результате этой комбинированной кампании португальцам удалось соединить свои коммуникации по всей Восточной провинции.
Артигас немедленно собрал свои батареи в Арройо-де-ла-Чина, Пасо-де- Вера и Перучо-Берна, чтобы закрыть проход португальским кораблям. Однако батареи эти были вскоре разбиты Бентосом Мануэлем, который к тому же наложил военные налоги на население Арройо-де-ла-Чина и увез с собой немало людей и всех лошадей. Затем, находясь под защитой флота Перейры, он снова перешел реку Уругвай.
И все же, несмотря на эти новые неудачи, Артигас не терял надежды укрепиться. Он перешел на реку Кегуай и отсюда написал Ривере, чтобы тот соединился с ним. Льюпесу и своему брату, которые находились напротив Монтевидео, он приказал усилить нападения на португальцев, находившихся в городе. Ривера неохотно двинулся на север. Ему была известна прокламация Дурана, рехидора Монтевидео, ставшего послушным исполнителем воли португальцев. Дуран призывал солдат Артигаса дезертировать, обещая перебежчикам по шесть песо в месяц, которые будут выплачиваться с такой же аккуратностью, как и жалованье офицерам, перешедшим на сторону врага.