Муимбус дал нам людей в сопровождение, и отправились мы на двух лодках, утлых суденышках с каркасом из жердей, обтянутых чьей-то толстой кожей и называемых бароси.
Прошка, когда уселся в одну из них, боялся даже пошевелиться, потому что от края борта до воды было не более ширины ладони. Но мы в полной мере оценили их малый вес, когда пришлось нести бароси на волоках, коих оказалось не меньше полудюжины.
К вечеру четвёртого дня пути, оставив лодки на берегу озера, которое пересекали чуть ли не весь световой день, мы поднялись вслед за нашими проводниками на высокий холм.
Перед нашими взорами предстала бухта со стоявшей посреди входа в нее одинокой скалой. На берегу бухты расположилось селение, я бы сказал, весьма немаленькое, больше похожее на городок. На одном из мысов, перед ходом в бухту, даже присутствовал форт.
Что особенно порадовало, возле причала и на водной глади залива имелось несколько кораблей, некоторые из которых были даже двухмачтовые.
– Нгбочи аика – указывая рукой на селение, произнес один из проводников, тот, что имел боку так похожий на мачете тесак. Да, мы отдали многие из имеющихся у нас вещей, даже Прошкин багор. Отдали не то чтобы в уплату, скорее в благодарность. Взамен багра Проухв получил во временное пользование копье, на которое сейчас и опирался.
Помню, я даже хохотнул, представив следующую картину:
– Я граф Артуа де Койн – обращусь я к владельцу парусника, на котором буду рассчитывать добраться до Гостледера. – Да, да, то самый де Койн, жених Ее Императорского Величества Янианны I, горячо ею любимый. И только нелепое стечение обстоятельств вынуждает меня расстаться со многими дорогими моему сердцу вещами, которые я хочу предложить вам в уплату за проезд.
Такими как котел, мешки, сшитые из парусины, иглы для штопки паруса... Прошкиным багром и даже пинетками, сшитыми из голенищ его ботфорт...
– Нгбочи... чего? – недоумевающе спросил я.
– Большая деревня, Ваша светлость – сказала Мириам.
Теперь я недоумевающе посмотрел на нее. Ты что, знала их язык и молчала? Ты у Проухва таким вещам научилась?
Мириам смутилась под моим взглядом.
– Там, откуда я родом, тунлоси много. Тунлоси – это они сами себя так называют.
Теперь понятно. Видимо и в тебе есть толика крови тунлоси, вон ты какая смуглая. Даже в тех частях тела, что скрыты под одеждой. Только почему же ты молчала, девочка?
– Я бы сказала, если бы они задумали что-нибудь плохое и я услышала – сказала она в ответ на мои мысли.
– А о чем они вообще говорили?
Тут Мириам окончательно смутилась и даже слегка покраснела.
Так, можешь ничего не говорить девушка, и так все понятно. То-то ты частенько выглядела смущенной и в деревне тунлоси и по дороге сюда.
О чем ей было говорить-то? О том, что мужчины обсуждали достоинства ее фигурки или вовсе предавались эротическим фантазиям, глядя на нее? И как пожалуешься?
– Ваша светлость, они...
И Прошке бы такое услышать много удовольствия бы не составило. Да и выдать им свое знание языка было бы не совсем умно.
Помню, когда я впервые попал за границу и шел по улице чужого города в компании таких же молодых парней из нашего экипажа, как и сам, мы в полный голос обсуждали идущих нам на навстречу девушек. И...
Так, Артуа, не время сейчас предаваться воспоминаниям. Вот состаришься, времени свободного много будет, тогда и займешься мемуарами. Сейчас нам еще часика три пешочком идти до порта, а светило уже к закату.
Мы сердечно попрощались с нашими проводниками, а Мириам на прощание что-то им сказала на родном тунлоси языке, весьма смутив этим уже их.
Я смотрел в след этим людям и думал. Нет, они не чураются остального мира, имея контакты с ним. Среди их вещей много металлических изделий, ткани. Вот только берут они самое необходимое, то, чего не могут сделать сами. Все остальное дает им природа. И они, наверное, счастливы.
В городок мы входили уже почти в полной темноте. Оно и к лучшему, вид у нас еще тот.
Таверну нашли сразу же, типичное для них строение, о два этажа. На первом этаже зал, где можно откушать и отведать, а на втором комнаты для господ постояльцев. Сейчас мы в нее и направимся, вот только необходимо подбить бабки. В смысле, прикинуть, сколько у нас денег и на что мы можем рассчитывать.
А вот подбивать особенно то и нечего. У Прошки денег нет совсем, и об этом позаботились еще на борту катласа.
У меня же есть единственная золотая монета. Она девятиугольная, с квадратным отверстием посередине. Такими пользуются в герцогстве Эйсен-Гермсайдр, том самом, где меня сделали дворянином. Это было несколько лет назад, и с тех пор монета у меня и осталась. Я берег ее, быть может, как раз для такого вот случая.