Весной 1918 года сложная и опасная обстановка стала складываться в северных районах республики, особенно в Архангельске и Мурманске. Советское правительство четко осознавало, что именно здесь следует в первую очередь ожидать интервенции со стороны бывших союзников России. Антанта рассматривала Север как удобный плацдарм для продвижения вглубь страны. К тому же морские коммуникации, связывающие Мурманск и Архангельск с европейскими портами, позволяли интервентам, особенно англичанам с их сильнейшим тогда в мире флотом, легко перебрасывать сюда и войска, и боевую технику.
Повод для интервенции долго искать не пришлось: союзники, дескать, не могли допустить, чтобы скопившиеся на здешних складах огромные материальные ценности достались немцам в случае их наступления. Только в Архангельском порту находилось свыше 700 тысяч артиллерийских снарядов, 80 тысяч пудов взрывчатых веществ, множество прочих боеприпасов, вооружения, угля, столь необходимых молодой Красной армии.
Для «защиты» побережья Русского Севера от вторжения немцев уже 6 марта 1918 года с крейсера «Глори» высадились первые 170 английских морских пехотинцев и разместились в береговых казармах Мурманска. Формальное основание – «словесное соглашение», которое 2 марта представители Антанты заключили с меньшевистско–эсеровским исполкомом Мурманского совета – о «совместных действиях против германской опасности».
Чуть позже там же высадились десанты: 14 марта – с английского крейсера «Кокрейн», 18 марта – с французского крейсера «Адмирал Об», 24 марта – с американского крейсера «Олимпия».
К началу июля в Мурманске под командованием английского генерал–майора Ф. Пуля находилось уже около 8 тысяч солдат и офицеров. Позднее их количество возросло до 16—17 тысяч, к тому же к интервентам присоединилось до 5 тысяч белогвардейцев.
Для обследования положения в Архангельской, Вологодской, Ярославской, Костромской и Иваново–Вознесенской губерниях, принятия надлежащих мер, в первую очередь разгрузки Архангельского порта, Совнарком решил послать в те края специальную Советскую ревизию народного комиссара М. С. Кедрова с широкими полномочиями. Соответствующий мандат за подписью Ленина был вручен Кедрову 23 мая. В Ревизию входили сорок сотрудников и команда из тридцати трех латышских стрелков для охраны. Артур Фраучи был назначен секретарем Ревизии.
Поехал в Архангельск и сослуживец Артура по Демобу Иоганн Тубала, попросту – Ваня. Его мать и сестра, знакомые Кедровых, оставались в Эстонии, и юноша воспитывался в семье Михаила Сергеевича. По рекомендации Кедрова он, как и Артур, впоследствии станет чекистом. Позже Иван Тубала породнится с Артузовым, женившись на его сестре Вере Фраучи.
Трубы английского крейсера «Аттентив», стоявшего на архангельском рейде, вдруг густо задымили. Темная завеса заволокла небо, придавила свинцовое море. Меньшевики и эсеры, захватившие власть в городе, не на шутку всполошились: «Неужто уходит?» Срочно был послан гонец к представителю генерала Пуля. Тот хладнокровно заверил: «Генерал проводит очередную проверку боевой готовности».
Пуль, сознавая недолговечность непопулярной в народе меньшевистско–эсеровской власти, зря времени не терял: держал экипаж на «товсь», чтобы в нужный момент овладеть положением. На планшетах офицеров были нанесены координаты стратегических пунктов города. Орудия крейсера в любую минуту могли обрушить на них залповый огонь. Разведывательные группы проводили промеры глубин у берегов на случай, если придется высаживать десант.
После генеральского заверения жизнь в Архангельске пошла своим чередом: городская дума заседала, купцы и судовладельцы, хозяева фабрик и лесопилок, как и в прежние времена, раскатывали в дорогих пролетках, швыряли в ресторанах «моржовки» – обеспеченные английскими фунтами стерлингов местные деньги. У складов между тем стояли часовые в иностранной военной форме. Официально английские, французские и американские солдаты находились здесь с ранней весны, как уже говорилось, якобы для защиты от немцев боеприпасов и военного снаряжения. На деле они были форпостом будущей интервенции, что ни для кого в городе секретом не являлось.
Тем временем реакционно настроенные офицеры, поняв, что в главных пролетарских центрах на успех им рассчитывать не приходится, тайно переправлялись из Петрограда, Москвы, других крупных городов России на Дон, в Сибирь, а также в Архангельск и Мурманск, где бывшие союзники располагали реальной военной силой. Офицерам тайно помогали некоторые военспецы, засевшие в московских и других штабах, в частности в Военконтроле – так теперь называлась бывшая военная разведка. И потянулись бывшие поручики, штабс–капитаны, полковники на окраины России, чтобы начать оттуда поход против советской власти.
Именно такое положение застал нарком Кедров в Архангельске, куда его поезд прибыл 28 мая после коротких (но весьма эффективных по результатам проделанной работы) остановок в Ярославле и Вологде. Сотрудники его Ревизии делали все, чтобы укрепить органы советской власти в городе и губернии, ликвидировать контрреволюционные гнезда, создать надежные подразделения и части Красной армии.
Очень скоро Кедров понял, что враги республики используют в своих целях Военконтроль. Он незамедлительно отдал приказ, чтобы красноармейские патрули повсеместно задерживали всех офицеров, которые направлялись в Архангельск из Москвы, Петрограда, Вологды. Очень скоро таких набралось несколько десятков. У всех были, как и ожидал нарком, документы, выданные Военконтролем Вологды. Офицеров обыскали. Почти у каждого были найдены в кармане две пуговицы – черная и белая. Даже для не посвященных в таинства конспирации было ясно, что пуговицы служили опознавательными знаками, на профессиональном языке разведчиков – «вещественным паролем». Установили, что все офицеры с пуговицами шли к белогвардейскому генералу Овчинникову.
Артур Фраучи в «истории с пуговицами» оказал Кедрову весьма существенную помощь. Успокаиваться, однако, не приходилось. Каждый день приносил новые тревоги. Английский консул Дуглас Юнг прислал Кедрову письмо, не оставлявшее никаких сомнений относительно захватнических намерений своего правительства. Ознакомившись с ним,
Кедров в сердцах бросил лощеную, с золотым тисненым британским львом бумагу на стол. Гневно сказал:
– Разве все это уже не оплачено русской кровью? Артур взял письмо, быстро пробежал глазами: «Нахожу своим долгом во избежание всяких недоразумений в будущем через посредство Ваше ясно и категорично объявить местным фактическим властям мнение британского правительства относительно собственности груза, находящегося в Архангельске. Британское правительство считает весь ввезенный в Архангельск груз исключительно собственностью союзников, а не России».
– Что скажешь на это? – спросил Кедров.
– Категоричное письмо. И наш ответ тоже должен быть категоричным.
Какую–то минуту Кедров сосредоточенно и молча размышлял, потом твердо заявил:
– Разгружать порт и немедленно вывозить склады вглубь России!
– И я того же мнения! – откликнулся Артур. Кедров развернул карту, стал рассуждать:
– Реки вскрылись ото льда, часть грузов направить водным путем в Котлас, остальное – по железной дороге в Вологду. С чего начнем?
– С угля.
– Почему? А цветные металлы? Ценности? Фраучи покачал головой:
– Без ценностей советская власть просуществует. А без угля – нет.
С этого дня Артур вплотную занялся организацией эвакуации грузов. В короткий срок из Архангельска было вывезено до 40 миллионов пудов угля. С боеприпасами дело обстояло сложнее – они охранялись гораздо строже, чем топливо. Однако Артуру под прикрытием надежных воинских команд с помощью железнодорожников, портовиков, речников удалось проникнуть на склады, перегрузить часть снарядов на пароходы и в вагоны, следующие вглубь страны. Часовые союзников не рискнули оказать вооруженное сопротивление.
Англичане хорошо понимали значение Архангельска и Мурманска и готовили их захват. О близком наступлении интервентов Ленин предупреждал VII съезд партии: о том, что Англия или Франция захочет у нас отнять Архангельск. Кедров на сей счет получил ориентировку наркома по иностранным делам Георгия Васильевича Чичерина: «Есть известия, что можно опасаться английской экспедиции на Мурман и Архангельск». Через неделю от него же была получена новая телеграмма: быть готовыми к отпору.