«И еще я видел ее где-то, где бы ей не следовало быть, – но где, проклятие!»
– Это я уже заприметил, – процедил Кей, обшаривая глазами палубу. – Вместо иглы топором шьет – залюбуешься!
Питер отослал Кея и послал матроса за Бедивиром.
– Знаешь, я тут слышал, кто-то злобствовал насчет принца Кея, – небрежно проговорил Питер. Бедивир, переносивший качку так же хорошо, как и сам Питер, выругался и сжал рукоять кинжала.
– Скажи кто! Назови мне имя, и я скормлю его акулам!
– Слухи. Сплетни, которые распускают призраки в наших рядах.
– Призраки? – Тут Бедивир испуганно оглянулся через плечо на пляшущие за кормой волны.
– Я хотел сказать – неизвестно кто. Ты, главное, смотри в оба, Бедивир, и если что – сразу мне докладывай. Мне, Кею или Артусу. Особенно за бардом приглядывай. Я этим аферистам никогда не доверял.
Бедивир понимающе осклабился и отошел, пританцовывая и прищелкивая на ходу языком.
Анлодде Питер сказал следующее:
– Расскажи мне о Корее Канте. Кто он тебе – только честно? – Он вынул стрелу из мешка, стоящего у борта, и сжал ее, как барабанщик палочку.
– Друг, – вымолвила девушка, ухватившись за борт. – Больше, чем друг.
– Любовник?
– Меньше, чем любовник, – отвечала Анлодда, но глаза ее блуждали – она почему-то упорно не желала встречаться глазами с Питером. Хотя.., может, ее просто мучила морская болезнь?
– Тебе по душе твоя работа? Шить платья, вышивать? – Анлодда вяло кивнула. Вид у нее был такой измученный.., она вряд ли догадывалась, к чему все эти расспросы. – И частенько ты кроишь ткань топором?
Питер коснулся наконечником стрелы лезвия ее топорика.
– Сначала ты – вышивальщица. Затем отправляешься в поход, вооруженная боевым топором. А в промежутке происходит загадочное происшествие. От твоей руки при странных обстоятельствах гибнут трое вооруженных саксов. И не говори мне, что это наш гениальный бард уложил их всех. Будут объяснения или нет?
Не без усилия Анлодда взяла себя в руки. Вместо бедной девушки, истерзанной приступами морской болезни, перед Питером стояла заговорщица – холодный прищур, поджатые губы. Но бледна – бледна, как померещившийся Бедивиру в волнах призрак.
– Я родом из Харлека, – ответила она, словно этим было сказано все от «а» до «я».
– И что, в Харлеке так водится? У вас вышивальщицы воюют? Что, вы так казну бережете – я не понял?
– Харлек – маленький город, мой принц. Нам приходится многое уметь, каждому жителю. И когда нужно – мы все воины.
– Итак, значит ты – ополченка. Ты встаешь на защиту короля и отечества, если нападают варвары?
– Да, государь.
– Это все?
– Да, государь. – Она решительно кивнула. «Брешет, – подумал Питер. – Боевой топор – рыцарское оружие. Это не пика и не гладиус, которыми вооружаются ополченцы».
– Ну что ж, пусть будет так. Пока, – предупредил он. «Почему я ее отпускаю? – удивился он сам себе. – Можно было бы и еще подопрашивать».
– Могу ли я уйти? – несколько испуганно спросила Анлодда. Ей, похоже, опять стало дурно.
– Сейчас уйдешь, еще один вопрос. – Питеру стало неловко. Он боялся, что, задай он свой вопрос не слишком корректно, это станет подобно взрыву бомбы.
– Скажи.., ты говоришь, что Корс Кант тебе не любовник. А смогла бы ты полюбить принца?
Задав вопрос, Питер сразу же пожалел о нем. Он даже руку поднял, словно хотел схватить слова, только что им сказанные, и затолкать обратно в рот.
Анлодда вытаращила глаза. Сдула со лба упавшую прядь.
– Я.., я просто и не знаю, что сказать, принц Ланселот. Нечто особенное происходит между…
«Ну ты и тупица! – распекал себя Питер. – Нечто особенное происходит между тобой и Гвинифрой!»
Но чем больше он смотрел на сильные руки и широкие бедра Анлодды, на ее длинные волосы цвета осени, тем больше им овладевало безумное желание слиться с ней в поцелуе, сорвать с нее тунику, повалить на палубу и научить тайнам любви. В его желании не было ни капли святой любви, ни капли духовного, ничего того, что он чувствовал (как понимал теперь) к жене Артуса. Одно голое желание, животное влечение. Он хотел обладать этой девушкой так, как никогда и никем прежде.
Интересно, он сам такой развратник, или это опять мыслишки Ланселота? Ланселот любит Гвинифру! В этом все писатели были согласны друг с другом.
Питер почувствовал укол в руку – стрела сломалась пополам. Покраснев, он швырнул обломки за борт, и они поплыли по волнам.
Анлодда тоже зарделась.. Она обхватила грудь руками и взмолилась: