Она встала, задвигалась в так музыке – платье и сорочка упали к ее ногам. Обнаженная, оставшись только в золоченой сетке, украшенной драгоценными камнями, Гвинифра в танце добралась до середины зала, где пятью столами был очерчен пятиугольник. Она плела причудливую нить танца, и ее движения складывались для Корса Канта в странное заклинание.
«Не Анлодда ли вышила это платье для тебя?» – гадал Корс Кант. Он смотрел на обнаженное блестящее тело Гвинифры, влажное от экстаза и изнеможения. Он отвернулся, не желая, чтобы Анлодда заметила, каков его взгляд. «Я не хочу ее, не хочу ее! – упрямо твердил юный бард, молясь о том, чтобы это было правдой. – Не ее! Я хочу мою единственную огненноволосую богиню, мою дивную вышивальщицу, мою обожаемую Анлодду».
Принцессу окружила небольшая группа горожан и свободных мужчин и женщин. Они сбросили обувь и стали танцевать босиком на деревянном полу. Некоторые, последовав примеру Гвинифры, разделись.
Из-за тучи выглянула половинка луны. Скоро рассвет. Озаренная лунным светом, откуда-то вдруг возникла Анлодда и вошла в круг. Сердце Корса екнуло от тревоги. Увы, Анлодда не стала сбрасывать с себя одежды – только сандалии скинула. На ней была туника Аполлона, или, как она сама ее называла, туника Луга , и длинная юбка, скрывавшая ноги. В свете луны и факелов туника казалась коричнево-белой, хотя на самом деле цвета ее были гораздо ярче.
Сколько недель подряд Корс Кант пытался подойти к Анлодде поближе, но она словно носила непроницаемые доспехи под своими одеждами. Какая-то сила удерживала ее, не позволяла ей подпустить юного барда поближе – может быть, ее вера, а может быть, что-то еще более безумное.
На миг глаза барда заволокло слезами, но он сморгнул слезы. Не сможет Анлодда удерживать неприступную стену вечно. Рано или поздно она должна будет распахнуть ворота.
Корсу Канту страшно хотелось присоединиться к ней в танце. Но танцоры повиновались его музыке, и музыка была львиной долей его добычи – так сказал бы грек Эзоп.
Наконец Гвинифра заметила, что другие танцоры выдохлись. Она стала танцевать еще быстрее, и на каждый удар барда по струнам отвечала двумя поворотами. А потом вдруг замерла, встала на месте, как вкопанная, словно увидела вдруг страшную Горгону. Бард воспользовался этим мгновением, чтобы оборвать игру. Арфа издала последний аккорд, и он повис в тишине. Юноша сжал уставшие пальцы. Танцоры в изнеможении опустились на пол – все, кроме самой принцессы.
А принцесса вернулась к своей скамье, тяжело дыша, но сохранив при этом бодрость и свежесть. Струйки пота сбегали по ее ставшему скользким телу, капельки отражались в жемчужинах и медных пуговках, на которые была застегнута золоченая сеть.
Подошли рабы и умастили принцессу прохладным маслом. Корс Кант не в силах был оторваться от созерцания прекрасной Гвинифры и вдруг заметил, что Анлодда встала на колени и следит за ним. А Корс Кант изо всех сил старался отогнать от себя мысль о том, как ему хочется оказаться на месте мальчика-раба.
Бард положил арфу на колени и мысленно проклял богиню Афродиту, создавшую тело Гвинифры из солнечного света и диких вишен. От принцессы веяло ветром неистовой любви, неслись запахи обезумевших от страсти зверей, резвящихся на тучных полях. Она не сводила глаз с барда.
Он отодвинулся подальше от нее, но ее взгляд не последовал за ним. На самом деле она смотрела сквозь него. Корс Кант оглянулся и увидел, на кого устремлен взгляд принцессы – на одурманенного не то вином, не то дымом Ланселота.
Гвинифра встала, почти не сгибая ног в коленях, обошла стол, ухватила прядь волос сикамбрийца и запрокинула его голову. Затем она страстно поцеловала Ланселота в губы. Тот дернулся, попытался освободиться.
А Гвинифра обвилась вокруг своего любимца, словно флаг вокруг древка в безветрие. Она поглаживала его спину и томно стонала.
Юноша поискал глазами Бедивира. Великан благосклонно наблюдал за обнимающей Ланселота принцессой и улыбался.
«Лицемер!» – подумал бард и крепче прижал к груди арфу.
Гвинифра все теснее прижималась к Ланселоту. Глаза сикамбрийца выпучились.
Корс Кант вскочил, не в силах долее сдерживаться и со всех ног побежал от стола. Споткнулся, упал на колени, нос к носу с Анлоддой.
– Анлодда, – на одном дыхании выговорил Корс Кант, – не будь такой бессердечной, подари мне мгновение своей драгоценной любви.