Мерлин закончил, но все по-прежнему сидели, словно завороженные. Никому не хотелось нарушать священную тишину, наступившую после вдохновенного пения. Когда же последние отзвуки растаяли в Оран Мор, Великой Музыке, как волны растворяются в породившем их море, мы услышали стук: это Борс, вскочив, уронил скамью.
Боевой вождь взобрался на стол, да так и остался стоять, глядя на Мерлина в священном восторге, потом воздел руки над головой и провозгласил так, что услышали все:
— Слушай меня, мой народ! Рухнуть мне мертвым на эти камни, если кто-нибудь так певал под кровлей нашего дома! Да за такую песню не жалко... — он ухмыльнулся во весь рот, — и полцарства!
С этими словами Борс спрыгнул на пол перед моим хозяином и заключил его в горячие объятья, потом снял золотой зарукавник и надел Мерлину к вящему удовольствию всех собравшихся.
Дружинники одобрительно вопили, Бан стучал кубком по столу, требуя еще песню, но Мерлин попросил извинить его, обещав, впрочем, что еще споет до отъезда. Не в его обычае было похваляться своими талантами.
Когда стало ясно, что сегодня он петь больше не будет, воины вместе с женами начали устраиваться на ночлег. Бан и Борс пожелали нам приятных сновидений и тоже отправились на покой.
Однако возле опочивальни нас поджидал поздний гость: юный арфист Рис. Он с ходу заговорил о том, что лежало у него на сердце:
— Много ли у твоего повелителя хороших арфистов?
— Добрый вечер, Рис, — отвечал Мерлин. — Издалека пусть заводят речь ветер и волны, так, что ли?
Рис покраснел от собственной дерзости, но не сдался.
— Прости мою прямоту, я обращаюсь как арфист к арфисту и хочу услышать ответ.
Наглец! Поставить себя на одну доску с Мерлином!
— Говори напрямик, юноша, — сказал Мерлин, — между друзьями неуместна такая скрытность.
Рис ошарашенно замигал и взглянул на меня, ища объяснений.
— Тебе напомнили об учтивости, — объяснил я.
Юноша покраснел еще сильнее, но по-прежнему стоял на своем.
— Увертки претят мне, сударь, если ты об этом.
— Принимаю упрек, Рис, — рассмеялся Мерлин. — Чем могу служить?
— Но я уже сказал. — Он беспомощно развел руками.
— Тогда слушай мой ответ, — промолвил Мерлин. — У повелителя, которому я служу, есть лишь плащ на спине да меч на бедре. Верно, сейчас он собирает дружину и свиту, но арфиста среди них нет. Эта роскошь ему пока не по средствам.
Рис кивнул, словно принял окончательное решение.
— Тогда твоему повелителю Артуру нужен бард, который пел бы у очага о его победах.
(Послушать этого юнца, и можно подумать, что у самого Мерлина в руках весло, а не арфа.)
— Дозволь моему повелителю Артуру прежде обзавестись очагом.
— Тем больше причин взять себе барда, — победно объявил Рис.
— Как иначе ему прославиться и обрести сподвижников? К тому же я владею мечом не хуже, чем арфой, а играю и пою лучше всех в Бенвике. Спроси, кого хочешь.
— Тогда поезжай с нами, если тому не будет помех, — отвечал мой господин молодому арфисту. — Однако, полагаю, твой хозяин найдет, что на это сказать. Как я погляжу, Борс достоин молвы, которая о нем идет. Уверен, твое искусство много лучше вознаградят здесь.
— Государь наш Борс и впрямь достойный военачальник, — охотно согласился Рис. — Но его подвиги воспевают четыре придворных арфиста, и (тут все наконец стало ясно)... я последний из них, по рангу, учтите, не по умению. Они завидуют и потому не желают со мной считаться.
— Понятно... — Мерлин погладил себя по подбородку. — Да, это и впрямь затруднение. Думаешь, у Артура тебе будет лучше? В этом дело?
— По правде сказать, да, — серьезно подтвердил Рис. — По крайней мере, много хуже не будет.
— Тогда, коли не боишься вручить ему меч и арфу, то, полагаю, можешь рассчитывать на добрый прием.
На этом мы закончили разговор и не вспоминали о нем до следующего дня, когда за полуденной трапезой к нам подошел Борс.
— Храни вас Господь, друзья! — воскликнул он. — Надеюсь, наша простая еда вам понравилась.
— Вы с братом бесконечно добры и щедры, а еда и впрямь замечательная.
— Превосходно! — вскричал Борс, как будто весь день только и ждал этих слов. — Превосходно! — Он сел на скамью рядом с Мерлином и угостился хлебом и мясом из нашей миски. — Что я слышу, — сказал он, разрывая руками хлебец, — правда ли, что вы сманили моего барда?
— Так Риддерх рассказал тебе о своем замысле?
— Берешь его? — добродушно осведомился Борс.