К такому нелегко привыкнуть. Правда. Далеко не у всех получается сохранить рассудок, впервые шагнув во Тьму. И совсем уж редко встречаются те, кто, ощутив царящий там холод, не только не утонул в этом липком плену, но и сумел выбраться из него самостоятельно.
У меня в свое время получилось. Да и сейчас я растерялся лишь на долю мгновения. Просто потому, что, находясь в храме, не ожидал от Тьмы такого коварства. А затем привычно стиснул зубы и, отстранившись от голосов, уверенно вышел в обычный мир, заставив горестно стонущие тени бесследно развеяться в пустоте. После чего глубоко вздохнул, потер отяжелевшие веки и, подняв на стоящих неподалеку людей потяжелевший взгляд, понимающе оскалился.
Все верно — от меня опять шарахнулись, как от прокаженного. Наверное, сегодня Тьма закрутилась особенно плотно и злорадно похлопала полами моего плаща, нагоняя страху. Голосов, конечно, никто не слышал — это «удовольствие» доступно лишь мне одному, но хватило и того, что мои волосы под низко надвинутой шляпой заискрились серебром, кожа на лице побледнела и покрылась тонкой сеточкой синеватых вен, а глаза, которые в обычное время выглядели бледно-голубыми, превратились в два мутных бельма с крохотными точками резко сузившихся зрачков.
Неприятное зрелище. Согласен. Но сделать уже ничего нельзя — седина очень прочно обосновалась в моей шевелюре с девятнадцати лет, когда я впервые ощутил на губах горький привкус смерти. И с тех пор год за годом постепенно отвоевывала территорию. А что касается кожи и глаз… ну, кто-то однажды сказал, что маги Смерти настолько часто прогуливаются по грани, что с годами становятся похожими на тех, чьи души они тревожат. В чем-то это, конечно, преувеличение, а в чем-то, пожалуй, в этом есть и определенная доля истины. Мы же не зря так сильно меняемся, когда обретаем силу?
— Что-то нашел? — дрогнувшим голосом спросил Йен, когда мой гнетущий, все ещё частично обращенный во Тьму взор остановился на его бледном, но решительном лице.
Я перевел взгляд на труп, не зная, как объяснить, что даже сейчас не чувствую в нем ничего плохого. Но именно тогда-то и обнаружил ЭТО — вытравленную на лбу настоятеля печать… перечеркнутый крест-накрест круг. Знак отрицания Рода. Знак отрицания самой жизни. Сочащийся Тьмой символ Смерти.
Я такой видел однажды — учитель показывал на одном из своих неудавшихся убийц. И, хоть этот знак казался бледнее и менее четким, чем тот, что я видел на оживленном мастером Этором трупе, сомневаться не приходилось — на лице отца-настоятеля стояла такая же метка. Та самая, которую видит посланница Фола, когда подыскивает себе очередную жертву. И которую я смог разглядеть лишь тогда, когда Тьма наложила на мои веки зыбкую пелену прозрения.
Печать Смерти никогда не появляется сама по себе. Ее не нанесет любопытный подросток, случайно заглянувший не в ту книгу. И не поставит обозлившаяся на изменника-мужа супружница.
Знак Смерти — это вызов… или, если хотите, призыв. Прямое обращение к владыке ночи, природа которого не имеет ничего общего с магией. Это скорее молитва. Истовая, на пределе сил и человеческих возможностей. Ее нужно знать, как читать и кому из богов посвящать. И для нее надо иметь определенное мужество: потревожить покой Рейса или Фола — на это далеко не всякий безумец осмелится. А уж давать указания любимице последнего, не имея на то разрешения свыше… уф. Даже я бы, наверное, не рискнул, хотя в равнодушии богов к нашим мирским делам уже не раз успел убедиться.
Тем не менее, кто-то заклеймил старика, привлекая к нему внимание Смерти. И, если бы не я, об этом никто и никогда бы не узнал — рассмотреть подобные знаки могут лишь те, кто научился заглядывать за грань. Способен видеть так, как видит Она. Нас ведь не зря зовут мастерами Смерти — мы у Нее на особом счету. А значит, Йен был прав: настоятеля все-таки убили. И Вейсу тут больше нечего делать.
— Что? — встревоженно подался вперед начальник УГС, когда я встряхнулся и, зажмурившись, помотал головой. — Арт, что ты увидел?!
— Забирай дело, старик наш, — хрипло велел я, надевая перчатки.
— Рэйш, ты сошел с ума! — чуть не задохнулся от возмущения Лардо.