— Не-е… у… уб… убива… йте, — трясся он, горячая струя мочи потекла по ногам, образуя лужицу.
Существо стрекотало: зеленая кожа, покрытая гнойниками, из которых сочилась белесая жидкость, дышала вместе со своим хозяином.
Нечто, взревев, схватило бедолагу одной рукой и подняло над землей.
— Еда! — прохрипело оно, полоснув свободной рукой по шейной артерии жертвы.
Кровь, хлынувшая багровой струей, запачкала стену и морду существа. Как только она коснулась губ уродца, тот вздрогнул. Расплывшись в довольной улыбке, он слизал ее со своих черных губ, затем поднял длинный коготь, которым только что вскрыл вену пьянчуге, и слизал остатки с него.
Дождавшись, когда жизнь почти покинет тело жертвы, он положил мужчину спиной к стене, а сам навис над ним.
— Мм! — изрек он в предвкушении.
Посмотрев жертве в широко распахнутые глаза, он улыбнулся ей, совершенно довольный собой.
Распоров одежду на умирающем, он протянул руку к оголенному животу жертвы. Аккуратно нажимая, уродец ощупывал его. Секунда — и он замер, обнаружив нужную точку.
Существо вонзило коготь в солнечное сплетение до половины, медленно повело руку к линии паха. Из разреза появилась тонкая струйка крови, а затем, как только он увеличился в размерах, вывалились и внутренности. Существо не отрывалось от процесса, пристально всматриваясь в глаза еще живой жертве. Урод наслаждался моментом, словно это был не человек, а хорошо прожаренный кусок мяса, а коготь не был когтем, а был вилкой и ножом одновременно. С видом аристократа в ресторане он медленно и не спеша, как предписано правилами приличия и этикета, аккуратно отрезал кусочек за кусочком от своего блюда в такт классической музыке, не забывая периодически запивать все это дело вином.
— Еда, еда, — шипело нечто, запуская руки поглубже. Вытащив потроха, он нашел увеличенную печень.
— Мм, — существо тряслось от удовольствия.
Вырвав печень из тела жертвы, он начал медленно жевать. Словно гурман, наслаждался каждым кусочком. Для полноты картины ему не хватало лишь персикового соуса, под которым обычно подавали фуа-гра в «Золотом льве».
— Еда… — урод хрипел все сильнее и причмокивал каждый раз, когда его губы касались печени.
Артур, раскрыв глаза от ужаса, стоял, позабыв про свою боль. Его вывернуло потоком горькой слизи из пустого желудка.
От страха свело все мышцы, его лихорадило. Грэй инстинктивно начал пятиться назад.
— Крыц! — мелкие осколки стекла хрустнули под правой ногой.
«Конец!» — молнией пронеслось в голове. Артур посмотрел вниз. Маленькое предательское горлышко от бутылки торчала из-под его ботинка.
— Твою мать!
Существо резко вскочило на кривые ноги и начало нюхать воздух.
— Гуль! — глаза Артура еще больше округлились, когда он узнал существо из детских сказок. Он видел картинку, нарисованную в одной из книг, и почему-то запомнил ее очень отчетливо.
Вместо того чтобы напасть, существо схватило труп когтями и волоком потащило его в канализационный сток.
Рванув со всех ног, Артур, сшибая ящики, несся домой. Добежав до входной двери, Грэй с грохотом влетел в прихожую, захлопнул дверь за собой и, подперев своим телом, сполз на пол.
Утро…
Схватившись за голову и попытавшись открыть заплывший глаз, Артур потихоньку встал на ноги. «До чего же больно, — подумал он. — Все как в тумане…»
— Данди, ты дома? — прокричал Грэй, медленно перебирая ногами в сторону кухни.
Отдельное крыло театра, когда-то служившее складом для декораций, обзавелось пристройкой и вторым этажом. В качестве трудового вознаграждения сразу же после ремонта оно отошло Артуру. Парнишка в свои шестнадцать лет мог позволить себе что-то более дорогое, и даже в центре города, но стены театра, ставшие такими родными за несколько лет, нравились ему больше. Поэтому Федор Станиславович нанял рабочих, и те отстроили отдельный дом. Удобно и недалеко от работы.
Артур, схватившись за дверной косяк, сделал еще пару шагов вперед.
— Бред какой-то… — Грэй легонько потер затылок. — Сколько же я вчера выпил, чтобы такое померещилось. А-а-а-а… — он убрал пальцы от шишки на голове.