Людмила Викторовна Майорова.
26 марта 2000 года Москва
Александр Кармен У него все было впереди
Во время одного из моих отпусков ко мне домой приехал Генрих Боровик и рассказал, что его Темка, в то время студент МГИМО, распределен на преддипломную практику в Перу. Он просил, если меня не затруднит, оказать ему содействие в поиске материалов для диплома и заметок, которые он намеревается передать в АПН и "Советскую Россию".
Артем приехал в Лиму, вкалывал там как вол, проводя дни над посольскими бумажками, а вечера и ночи напролет - над своими опусами. В редкие свободные часы мы выезжали с ним в город, а однажды даже проехали по стране на юг - в пустыню Наска, город Ика и в заповедник Паракас.
Артем не терял ни минуты времени. Даже когда мы зазывали его на обед или ужин, он, отдав дань "гостеприимству", просил отвезти его в посольскую каморку, к рабочему столу, повторяя: "Практика коротка, времени мало, а сделать надо так много!" Он умел экономить драгоценное время и, как говорится, беречь честь смолоду, честь начинающего журналиста. А потом Тема улетел в Штаты, где провел остаток преддипломных каникул и тоже работал. Это было его Начало. У него все было впереди...
Некоторое время назад недобрые языки поговаривали, что-де не будь "папаши" с его связями, не стал бы Артем тем Боровиком, которого мы все знали. А я повторю то, что сказал Генриху двадцать лет назад: не грех помочь талантливому человеку в его подъеме к высотам, которые он заслуживает. Даже если для этого нужно использовать "родительские связи". Эта "протекция" если и помогла Артему, то сыграла роль радара, корректирующего рвущуюся ввысь ракету. Ракета у него была с в о я, и с в о е г о горючего у него было с лихвой. И в этом смысле лучшей, чем "I did it my way", исполненной Фрэнком Синатрой мелодии, аккомпанирующей "артемовской" телепередаче "Совершенно секретно", трудно было бы подобрать. Разве что гамзатовские "Журавли" со словами о том, что "в их строю есть промежуток малый: наверно, это место для меня", смогли бы стать лейтмотивом его ухода. Нет, это место было не для него. Для этого он был слишком молод. Его втиснули туда вопреки здравому смыслу.
2 марта 2000 года он с восторгом рассказывал мне о своей недавней поездке по Южной Америке.
- Помнишь, как мы ездили в Наску? А в Ику, в Паракас? Знаешь, я ведь все время там говорил: тут мы были с Саней, сюда меня возил Саня... А остров Пасхи! Ты же мне подарил деревянного истукана и сказал, что он меня когда-нибудь обязательно туда приведет. Вот и привел!
- Круг замкнулся, - ответил я. - Жизнь порой преподносит нам забавные сюрпризы, поразительно закольцовывает события и явления. В такие моменты начинаешь философствовать, задумываться над всем пережитым. Оставим это до другого случая.
Артем кивнул, лукаво улыбнулся и предложил:
- Давай встретимся, выпьем по рюмочке коньячку, поностальгируем. Позвони мне в понедельник (6 марта), а то сразу после праздника я снова буду занят.
Договорились. Но "в понедельник" я валялся с гриппом, 7 марта мне сказали по телефону, что "он ушел, и, судя по всему, его уже не будет". Я ещё по-дурацки сострил:
- Что - совсем не будет, никогда?
- Да нет же, - ответили мне - сегодня не будет. А там - как уж вам повезет, он же всегда в делах...
Мне "не повезло". Утром 9-го сообщили о трагедии в Шереметьево.
Кто виноват?.. Мне, честно говоря, безразлично. Погиб друг, наш Артем. Важнее задаться вопросом: почему у нас гибнут такие люди? Энергичные, умные, талантливые, великие (не побоюсь этого слова), светлые...
"Смерть каждого Человека умаляет меня, ибо я един со всем Человечеством, - говорится в эпиграфе к роману Хемингуэя, так любимого Артемом, - а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе". Сегодня колокол звонит по последнему романтику от журналистики, по его перу, по его хватке, по его улыбке. Он звонит и по всем нам, его коллегам, призывая быть чище, првдивее, честнее. Хотя бы - и в первую очередь - профессионально.
Карэн Хачатуров Плата за постижение истины
В год, когда Артем завершал учебу на факультете журналистики Института международных отношений, я председательствовал государственной экзаменационной комиссией. Хорошо помню, что из числа всех выпускников поздравил по-семейному, обнял только Артема.
Для меня круглолицый симпатичный крепыш с чисто "артемовской" обаятельной улыбкой был прежде всего сыном моих друзей. Яркой, неповторимой индивидуальностью он для меня стал позднее.
С Артемом сводила жизнь не часто. Всякий раз встреча с ним доставляла удовольствие, полагаю - взаимное. Подкупало его отношение к старшему товарищу - сердечно-уважительное. "Я очень рад вас видеть" - последний раз эту фразу из уст Артема я услышал на юбилейном вечере Генриха Боровика празднике отца и сына. А до тризны оставались считанные месяцы.
Несмотря на наши нечастые встречи, рискну оттенить некоторые его черты. Как наверняка и другие, отмечу абсолютную индивидуальность Артема, притом что он унаследовал генетический код, натуру своих родителей интеллект, духовность, высокие нравственные принципы. На ином поколенческом витке Артем не мог не быть - не подберу слова - лучше, раскрепощеннее своих родителей. Другим его сделало время, иные политико-идеологические координаты с их новыми ценностными установками.
И все же в главном Артем - продолжение своего отца, для которого солидарное поведение людей - не избитый пропагандистский штамп, а естественное состояние порядочного, совестливого человека. Все сверстники Артема, жившие, как и он, с родителями в США, сферой своих будущих жизненных интересов избрали американистику с перспективой комфортного бытия. Не упрек - констатация.
Превосходно зная английский, в МГИМО Артем изучал испанский этнический язык второй по численности в США популяции, часто третируемой на бытовом уровне. Генрих рассказывал сыну о своих латиноамериканских маршрутах, начиная с журналистского "открытия" им Кубы, и необычные впечатления, нестандартные ситуации, оценки в темпераментной тональности запали в душу сперва ребенка, потом - пытливого подростка, одаренного юноши.
Знаю, что все прожитые годы Артем разделял оценки отца в связи с военным путчем в Чили.
Свою практику Артем проходил в советском посольстве в Перу. Перед отъездом я рассказал Артему об этой удивительной стране - музее под открытым небом, которая породила гипотезу о пришельцах внеземных цивилизаций. Помнится, Артема интересовало не столько прошлое потомков инков, сколько их будни. Добавлю - бурные, только недавно власть сдало первое в истории Латинской Америки правительство патриотов-военных.
Артема как репортера высшей пробы, первоклассного организатора журналистских расследований, наконец, вдумчивого политолога увлекали переломные в судьбах народов события. Потому он оказался в Никарагуа.
Репортажи Артема о его службе в американской армии были (и останутся) каноническими. В те годы почти каждый материал в "Огоньке" был сенсацией. Мысленно воскрешая череду лет, отчетливо помню только репортажи Артема о его пребывании в американской армии и Афгане. Общее - пронзительная боль автора за судьбы своих соотечественников.
Артем был награжден особо почитаемой солдатами ещё с довоенных времен медалью "За боевые заслуги". Напомню: на лицевой стороне - изображение перекрещенных "трехлинейки" и шашки. Символика эпохи героев, литературным именем одного из которых нарекли Артема. Он, как неповторимая личность, воплощал лучшие черты прошлого и настоящего своей семьи, страны, эпохи: романтику поиска идеала и реализм постижения истины. К несчастью, платой за удел первопроходца оказалась жизнь.
*
Холли Питерсен Речь на вечере, устроенном в Нью-Йорке в память Артема Боровика 25 апреля 2000 года
Мне трудно поверить, что Артема нет. Он никогда не был частью моей повседневной жизни, но мой мир невозможно представить без него. Больше всего в Артеме меня восхищало его мужество - в стране, столь изобилующей призраками зла. Сегодняшний вечер в честь Артема: его блистательного ума, его преданности и щедрости по отношению к друзьям и родным, его зажигательного чувства юмора и чудесного дара смеяться - особенно в моменты испытаний, когда кругом опасности и неизвестность. Он бы хотел, чтобы мы продолжали смеяться за него.