- Кто ваша жена?
- Вероника Хильчевская. Она работала в "Новом времени", сейчас корреспондент Эн-би-си в Москве. Мы женаты три года. Я был с ней знаком давно, но только когда она вышла замуж, я понял, что потерял. У нас есть сын Степан - Вероникин ребенок от первого брака. Она неформальная феминистка, была со мной в Белом доме во время путча и собралась в свое время ехать даже в Афганистан, но там слишком редко видели женщин, тем более привлекательных, чтобы я мог согласиться с такой идеей.
- Какими боевыми искусствами и каким оружием вы владеете? Если уж речь зашла о традиционной атрибутике "крутизны" - какая у вас машина и очень ли вы богаты?
- Я в юности занимался каратэ - вся наша студенческая компания увлекалась спортом и держала форму. Телохранителей у меня нет, потому что один из водителей - бывший солдат ВДВ и в случае чего мы вдвоем отобьемся. Оружия у меня нет, кроме электрошока и двух газовых баллончиков. Машина редакционная, "Волга", с телефоном - телефон не для пижонства, просто в Москве слишком много пробок. Есть свои "жигули" шестерка, - почти не пользуюсь. Что касается богатства, то в США редактор газеты, владеющий также телепередачей, не напрягаясь, делает пять миллионов в год. По сравнению с ним я бедный. Если отказаться от таких параллелей - пока не жалуюсь.
"БОРОВИК исключителен по своим вкусовым качествам".
Из интервью Дмитрию Быкову.
Собеседник. 1993. № 15
ОТКРОВЕННОСТЬ ПОД ГРИФОМ "СЕКРЕТНО"
Звонит коллега: "Артем, сделай передачу с Якубовским. Я-то уже "отстрелялся", а у него ещё много есть чего рассказать".
Я засомневался: предпочитаю для "Совершенно секретно" людей, на экране появляющихся крайне редко. Ответил: "Пусть позвонит".
Звонок из Канады. Слышен треск записывающего устройства, может, и не одного. Якубовский предлагает мощный компромат на крупную политическую фигуру, сулит сенсацию, скандал. Обещаю подумать. Это было в восемь вечера. Сажусь в машину, заезжаю за женой Вероникой, и мы отправляемся за город по Рублевскому шоссе. Слева пристраивается роскошный БМВ, справа - джип "чероки".
Ведут. Потом БМВ отстает, слепит дальним светом в зеркало заднего вида. Ничего не вижу, и в этот момент джип бьет всем корпусом в правый бок моих "жигулей". С трудом удерживаю руль. Останавливаюсь у ближайшего гаишника, он был в нескольких сотнях метров. "Видели?" - "Нет, а что случилось?"
Гаишник не мог не видеть. Но на прощание доверительно посоветовал: "Осторожнее, браток, тебя, наверное, предупредили. Прием обычный..."
Только дня через три я вдруг связал в сознании этот случай и звонок из Канады: "Может быть, очень может быть..."
Мы выходим по Российскому каналу с осени 92-го. Сделали более пятидесяти выпусков "Совершенно секретно". Передача появилась как продолжение моей работы во "Взгляде" и по приглашению Анатолия Лысенко, создававшего тогда вместе с Олегом Попцовым РТР. Я ещё работал в "Огоньке", начал делать газету "Совершенно секретно". Первые выпуски программы интриговали "формальными" секретами: комната №19 в Институте мозга, партийные деньги и т.д. Потом понял: поверхностно. Нужны тайны и загадки, сопряженные с серьезными проблемами. Нужны люди, олицетворяющие проблему. Передача изменилась. Лучше стала или хуже - вам судить.
- Как вы отбираете материал, по каким критериям приглашаете собеседников?
- Выбираю только тех, кто интересен лично мне. Много раз убеждался: подбирал тему "под зрителя" - путь к неудаче. Я не должен знать, как ответят на мои запросы. Я должен делать для себя открытия. Как правило, они становятся открытиями и для зрителей. Что касается героев передачи - здесь сложно. Темы, как правило, щекотливые. Никогда не знаешь, как поведет себя собеседник. Вот в недавней передаче о "комсомольской оппозиции" в ЦК брежневских времен я рассчитывал на откровения Егорычева. А он "зажался", отвечал скупо. В другой передаче тоже в прошлом крупный аппаратчик попросил не говорить о том, что было бы сенсационно для зрителей: в юности этот человек был, мягко говоря, не в ладах с законом. Пришлось выполнить просьбу, исходя из журналистской этики. Но эффект ослаб.
Бывает смешно. Пригласили на передачу в числе других Владимира Максимова и Виталия Коротича. Мы не учли, что Коротич, возглавив "Огонек", опубликовал по указке сверху стихи Максимова про Сталина и за Сталина 1949 года. Коротич вошел в комнату, увидел, кто в компании, и поспешно ретировался.
- Меня всегда удивляло, что ваша программа редко впрямую затрагивала КГБ. Казалось бы, само название "Совершенно секретно" обязывало?
- На самом деле, мы не так уж редко касались тем, прямо или косвенно относящихся к комитету. Была передача с Бакатиным, сюжеты о подразделении "Альфа", много программ об истории диссидентского движения. Понимаю, к чему ваш вопрос. Нет, мы не испытывали страха. Но и не старались создать впечатление, что вхожи в тайные архивы Лубянки.
- Боровик - ведущий программы и Боровик, какой он есть в жизни, похожи или отличия все же есть?
- Есть, конечно. То, что воспринимается нормально в быту, на телеэкране зачастую неприемлемо. Вот вам пример, связанный с самой, пожалуй, сенсационной передачей из тех, какие довелось подготовить. В декабре 91-го Горбачев принял нашу съемочную группу в Кремле. Была суббота, 12 часов. В это же время началось совещание глав государств в Алма-Ате, где его свергали с престола. Я брал последнее интервью у последнего президента СССР. Он ещё ничего не знал. Раздался звонок. Он поднял трубку, услышал новости и вернулся к столу с посеревшим лицом. Я четыре раза спросил его о Ельцине. Он уходил от ответа. Но на пятый все-таки не выдержал, дал резкую характеристику. После беседы я как-то импульсивно, безотчетно похлопал его по плечу. И этот жест был воспринят одними, видевшими передачу, как проявление политических симпатий, а другими - как наглость. И ведь не объяснишь, что на самом деле мне его было по-человечески жаль. Экран беспощаден к журналисту. И зритель тоже: он оставляет мало шансов быть самим собой. И этот этап надо пережить, сделать много хороших, честных программ, чтобы тебе всегда верили.
- Ваши передачи вовсе не подвергаются цензуре?
- В последнее время был только один случай, и я могу понять тех, кто задержал выпуск в эфир. В интервью с нашими военнопленными в Афганистане ребята пересыпали речь матерными словами. Я оставил: это естественно. Солдат иначе не разговаривает, особенно в Афганистане, особенно в плену.
Но пришлось уступить, редакторов тоже можно понять: сделали купюры в виде звуковых сигналов. А так - работаем свободно.
- Ваш отец, известный журналист, вероятно, завидует такой свободе. Где сейчас находится Генрих Боровик, чем занимается? И как вы относитесь к его журналистскому прошлому? Советуетесь ли с ним?
- Если вы хотите подробнее что-то узнать об отце - спросите у него. Он сейчас заканчивает книгу о знаменитом разведчике Киме Филби на основе 50 часов записей их весьма откровенных бесед.
Я считаю отца одним из самых талантливых журналистов 60-70-х годов. Ему просто не повезло, что работал именно в ту эпоху. Есть вещи, на которые мы смотрим по-разному, и это естественно. Но Павлика Морозова из меня не сделали, хотя и пытались. Я знаю, что он искренне верил в те идеалы, которые отстаивал.
- У вас есть дети? Чем вы заняты в свободное время?
- У жены семилетний сын от первого брака. У нас с Вероникой общих детей пока нет. Для меня необходимо ощущение, что мой будущий сын или дочь живут хотя бы в относительно стабильном и безопасном обществе. Такого ощущения, увы, нет. Я расцениваю ситуацию в стране как крайне взрывоопасную. Одна из причин этого, на мой взгляд, - слишком неосторожные, опрометчивые шаги ельцинско-гайдаровской реформы, при том что я, разумеется, за демократическое развитие страны. И стараюсь, чтобы наша программа помогала людям понять, что может этому развитию препятствовать.