Далее он упомянул, что не существует никакой связи между импортом оружия и экспортом рабов — промыслом, который продолжается «между Абиссинией и побережьем с античных времён в неизменных масштабах». «Наши сделки, — уточнял он, — совершенно независимы от сомнительных промыслов бедуинов. Никто не рискнёт утверждать, что какой-либо европеец когда-либо продал или купил, переправил или помог в переправке хотя бы одного раба на побережье или на материке». И добавлял: «К тому же запрет на импорт оружия в Шоа наверняка и немедленно приведёт к радикальному ограничению торговых связей колонии Обок с Абиссинией»{120}.
В мае он получил, наконец, запрошенное им разрешение и сразу же начал переговоры с туземцами и сбор каравана: наём проводников, погонщиков верблюдов, закупку верблюдов, мулов и продовольствия. Позаботился он и о вооружённой охране, поскольку караван в любое время дня и ночи мог натолкнуться в пути на банду местных дикарей. Он не мог позволить себе забыть о печальной участи французского исследователя Леона Барраля и итальянского Пьетро Порро, первый из которых в феврале, а второй в апреле минувшего года были убиты, попав в засаду.
В тот момент, когда Рембо был уже близок к договорённости со всеми, из Адена пришло сообщение о том, что Лабатю серьёзно заболел и должен срочно возвращаться во Францию.
Этот новый удар поколебал решимость Рембо.
Идти одному в Анкобер?
Да, такую возможность он рассматривал. Но он не был знаком с Менеликом, про которого все говорили, что его надо остерегаться, так как человек он хитрый, двуличный, всегда готовый, если ему это выгодно, отказаться от данного им слова, изменить союзнику. Тогда Рембо подумал, а не присоединиться ли ему со своим караваном к каравану ещё одного француза, исследователя и коммерческого агента Поля Солейе, который тоже собрался идти в Шоа.
Солейе появился в заливе Таджуры в 1882 году, хорошо знал Африку, особенно этот регион, но главное — был одним из приближённых собеседников Менелика и его главным поставщиком военных материалов. За всё это король пожаловал ему дом и земли. Сверх того, он присвоил ему звание генерала.
Имея на руках официальное разрешение, Рембо полагал, что у его идеи хорошие шансы на успех. Но проблема была в том, что Солейе тогда находился в Адене и должен был вернуться в Таджуру только к концу августа.
Вновь Артюру пришлось запастись терпением и отложить начало экспедиции. Но в сентябре он узнал, что Солейе в возрасте сорока четырёх лет умер в Адене от эмболии. Беда никогда не приходит одна: вскоре стало известно, что и Лабатю умер, по странному совпадению, в том же возрасте, что и Солейе.
Всё это убедило Рембо в том, что у него остался один выход: самому повести караван. Иначе он на этом деле, которое поначалу, когда его предложил ему Лабатю, сулило немалые барыши, теперь мог потерять все свои деньги.
В октябре, то есть через десять месяцев по прибытии в Таджуру, он снарядил, наконец, свой караван с оружием и возглавил конвой, состоявший из доброй сотни мулов и верблюдов и тридцати четырёх вооружённых до зубов абиссинцев.
Дорога, которую он выбрал, оказалась адским испытанием, и не только из-за свирепых местных племён, например данакилей, для которых убийство человека было предметом гордости, и разбойничьих отрядов, которые, не переставая сражаться друг с другом, грабили и убивали путешественников и исследователей.
Была ещё жара, часто превышавшая 60 градусов. При таком жгучем солнце и большой влажности тысячелетия отложили пласты соли по берегам мёртвого озера Ассал, самого мрачного места в тех краях, «более ужасного в полдень, чем в любое другое время дня»{121}. А ещё каменистая неровная земля, на которой в любой момент можно было потерять равновесие, крутые склоны, на которые надо было взбираться, огромные куски окаменевшей лавы и базальта, с которых приходилось скатываться.
А ещё жажда, превращавшая воду в драгоценное сокровище, которое везли в кожаных бурдюках, обмазанных внутри и снаружи прогорклым жиром. Из-за чрезмерного перегрева вода становилась липкой, тошнотворной и почти непригодной для питья жижей. В любой момент путника могла прихватить диарея.
Но хуже всего была тоска, которой нет названия, которая хватала за горло и не отпускала, не давала ночью сомкнуть глаза… Абиссинцы были всегда настороже, страшась внезапного появления вампиров, которые якобы способны уносить людей за горы…