Вскоре отек увеличился, особенно с внутренней стороны колена, сустав утратил подвижность. Бедро в верхней части сильно похудело и высохло. На уровне колена появилось шарообразное уплотнение, твердое, как камень. Силы Рембо быстро таяли, он впал в отчаяние: такая опухоль никогда не рассосется сама по себе.
В конце марта он мужественно решается уехать. Все его имущество было распродано в спешке и с убытками.
Какова же была природа этой смертоносной болезни?
Все дети в семье Рембо были подвержены гидроартрозу, наследственному заболеванию, в ходе которого в суставах скапливается серозная, или синовиальная жидкость. Витали умерла от синовита, осложнившегося туберкулезом костей. От подобного недуга умрет и Изабель. Что касается Артюра, то, скорее всего, обострению его болезни способствовал еще и застарелый сифилис. Очень быстро ревматизм развился в воспаление синовиальной оболочки, а затем в саркому[230], переродившуюся в карциному[231].
Возможно, Рембо был обречен, уже когда покидал Харар: развивающаяся болезнь не встречала никакого сопротивления и легко завоевывала ослабленный организм изможденного, полуголодного человека.
Чтобы добраться до побережья, он заказал крытые кожей носилки (был найден эскиз, сделанный его рукой) и нанял 16 носильщиков, заплатив каждому 15 талеров.
Заметки, сделанные им в записной книжке в течение этого мучительного (добавим к состоянию Артюра начавшийся сезон дождей) путешествия, — документ уникальный. В первый и последний раз Рембо вел дневник. Между строк ясно читаются страх и сознание неотвратимости страданий.
Вот описание двух переходов этого крестного пути протяженностью в триста километров, дополненное двумя отрывками из писем к матери и сестре.
Вторник, 7 апреля.
6 часов утра — покинули Харар. В половине десятого прибыли в Дегадаллал. Завязли в Эгоне. В Верхнем Эгоне были в полдень, в форте Баллауа — в 3 пополудни. Спуск из Эгона в Баллауа был мучителен как для носильщиков, спотыкавшихся о каждый булыжник, так и для меня — я каждую секунду боялся, что носилки опрокинутся. Носилки наполовину разломаны, люди устали до предела. Я попытался ехать верхом на муле, привязав ногу к стремени, но через несколько минут вынужден был спешиться и вернуться в носилки, которые отстали уже на километр. Прибыли в Баллауа. Всю ночь шел дождь и дул неистовый ветер.
Следующие несколько дней прошли более однообразно, было прохладно, несколько раз караван застигала гроза. В четверг 9 апреля в Буссе Рембо останавливается на ночлег вместе с неким англичанином г-ном Дональдом, путешествующим с женой и двумя детьми. На следующий день ожидалось прибытие каравана верблюдов, но те объявились лишь одиннадцатого, в субботу, как и носильщики с провиантом. Без еды путешественники провели 30 часов, из них 16 под дождем.
(…) Вторник, 14.
Поднялись в половине шестого. Носильщики идут очень плохо. В половине десятого устроили привал в Арруйне. Меня уронили, когда опускали. Я наложил 4 т. штрафа: Мунед-Суин — 1 т.; Абдуллаи — 1 т.; Абдулла — 1 т.; Бакер — 1 т. Снялись с места в 2 часа. В половине шестого прибыли в Самадо.
Следующими этапами были Ласман, Комбаворан, Энса, Дудуасса, Дадап. Дневник заканчивается словами: «В половине десятого покинули Дадап, в половине пятого прибыли в Варамбот». Варамбот находится в десяти километрах от Сайлы.
К чему рассказывать вам об ужасных страданиях, которые мне довелось испытать в дороге? Я не мог сделать ни шагу из носилок; колено распухало на глазах, боль усиливалась постоянно (письмо к матери от 30 апреля 1891 года).
В пути я не вставал с носилок. Тент растягивали прямо надо мной, над тем местом, где меня опускали. У края носилок я руками выкапывал ямку, с огромным трудом немного приподнимался и справлял в нее нужду, а потом засыпал землей. Утром тент сворачивали и поднимали меня. Когда мы, наконец, прибыли в Сайлу, я был измучен до предела, практически парализован. Лишь четыре часа удалось отдохнуть перед отплытием в Аден. Лежа на палубе на матрасе (а меня еще надо было втащить на борт на носилках), я все три дня нашего путешествия по морю мучился болями и ничего не ел (письмо к сестре, 15 июля 1891 года).
Прибыв 24 апреля в Аден, Рембо приказал отнести себя в дом г-на Тиана. Несколько дней он оставался там и переписывал набело различные счета, прежде чем его отвезли в Европейский госпиталь, где был поставлен диагноз: воспаление синовиальной оболочки, достигшее критической стадии. Доктор Нокс, английский врач, поначалу настаивал на операции (ампутация ноги), но затем согласился положить больного на обследование. Если не появится никаких улучшений, нужно будет возвращаться во Францию. Однако не стоило терять надежду. Чтобы наступило улучшение, необходимы три месяца отдыха и ухода.
Артюр оставался в полном сознании.
Я лежу, нога забинтована, обвязана, перевязана, опутана так, что невозможно ею пошевелить. Я превратился в скелет. На меня страшно смотреть. Ободрал всю спину о жесткий матрац. Не могу заснуть ни на минуту. К тому же здесь ужасно жарко.
И хотя он добавил: «Вы не пугайтесь, настанут лучшие дни», — все же не смог удержаться от горького вздоха: «Какое жалкое вознаграждение за все труды, тяготы и лишения. Увы! Как же ничтожна наша жизнь!» (Из письма к матери от 30 апреля 1891 года.)
Так как боли несколько утихли, Рембо смог принять г-на Тиана и в несколько приемов заключить с ним соглашение о передаче дел. При этом возникли существенные затруднения, поскольку одними делами Артюр занимался сам, а другими — при участии третьих лиц. Тиан с большим удивлением обнаружил, что Артюр был прекрасно осведомлен о разногласиях между ним и Морисом Риесом, его доверенным лицом.
Все, за исключением чрезвычайно запутанных дел в Хараре, было улажено к 6 мая, и Рембо получил, наконец, переводной вексель на сумму 37 450 франков. Этот вексель был выдан марсельским филиалом Национального учетного банка Парижа и подлежал оплате в Париже в течение десяти дней.
Смехотворный результат! Какого напряжения, каких тяжелейших трудов, каких лишений стоил ему этот вексель, а он даже не мог получить по нему деньги! И ради этой бумажки он сгубил свою жизнь!
Через две недели доктор Нокс посоветовал Рембо вернуться во Францию, что означало: «Пусть парень едет домой, там ему спокойней будет умереть…»
Дальневосточное судно Морской почтовой компании «Амазонка» стояло на рейде в Адене и готовилось к скорому отплытию в Марсель. 9 мая Рембо был поднят на его борт. Десятидневное путешествие в условиях, о которых можно лишь догадываться, еще больше ослабило его, и в марсельскую клинику Непорочного Зачатия он прибыл совершенно обессиленный и разбитый, дрожа от лихорадки.
Была найдена больничная карта Рембо. В ней содержатся следующие данные: