К этому времени у г-жи Рембо уже родился второй сын, Жан Николя Артюр, герой нашего рассказа; произошло это 20 октября, в шесть часов утра. Капитан не присутствовал при рождении: за несколько дней до этого он был уже в Лионе, в своем полку.
Запись в книге актов гражданского состояния сделана дедом, Жаном Николя Кюифом и скреплена подписями Жана-Батиста Эмери[9], служащего мэрии, и Проспера Летелье, торговца книгами, хозяина дома. Крестили будущего поэта 20 ноября в церкви Гран Приёре (собор Нотр-Дам был построен только в 1860 году); совершил таинство викарий Констан Грисон. Крестным отцом был дед Кюиф, крестной матерью некая Розали Кюиф, по всей вероятности, его кузина.
С самого рождения жизнь Рембо овеяна мифами и легендами. Патерн Берришон не пропускает ни одной мелочи в истории его детства, о котором ему рассказывала его жена Изабель, сестра Артюра; своим рассказом он стремится убедить читателя, что на землю тогда явилось существо сверхъестественное. Например, Артюр якобы родился с открытыми глазами, что свидетельствовало о его будущей любознательности; нескольких месяцев от роду он якобы выбрался из колыбели и ко времени, когда его хватились, дополз практически до входной двери — это был первый из ряда его бесчисленных побегов.
С раннего детства его отправили на воспитание в семью одного торговца гвоздями в Жеспенсаре, близ границы с Бельгией. И вот, приехав туда в один прекрасный день, мать поэта была немало удивлена, обнаружив своего сына нагишом в ящике для соли, в то время как предназначенные для него кружевные пеленки красовались на его молочном брате.
Подобных историй можно рассказать великое множество; но довольно сказок о «безмятежном детстве».
Представляется правдоподобным, что г-жа Рембо поспешила в Рош, как только ей позволило здоровье; возможно, она даже присутствовала на похоронах своего брата Жана Шарля. С большей уверенностью можно утверждать, что она пыталась подыскать арендатора, который смог бы заменить Шарля-Огюста — последнего она просто выставила за дверь. Сей несчастный стал нищим бродягой; нанимался тут и там сельскохозяйственным рабочим, ночевал где придется, а временами жил на подаяние. Рассказывают, что как-то ему случилось снова оказаться в Роше и постучаться в родной дом. Г-жа Рембо сделала вид, что не узнала его, потребовала у него документы и, не обращая внимания на вопли брата, сунув ему немного денег, захлопнула дверь перед самым его носом. Он отдал Богу душу 31 января 1924 года. В свой последний час он отказался от исповеди, а вместо священника потребовал… красного вина.
Приключения капитана Рембо тем временем продолжались. В мае 1855-го он поднялся на борт «Зеноби» и направился в Крым. На передовую он не попал и увеличивал славу французского оружия тем, что рыл окопы вокруг Севастополя; сражаться ему пришлось только с начавшейся там эпидемией холеры.
Летом 1856 года, в то время как его полк направился пешим маршем в Париж — 25 дней пути! — он оставил его на сборном пункте в Гренобле; находясь там, он получил разрешение увидеться с семьей. Сохранившиеся в Шарлевиле документы говорят, что в том году — ив следующем тоже — Жан Николя Кюиф, как и прежде, жил на улице Наполеона, но его дочь Витали «уехала». Значит, встреча супругов произошла уже в Роше.
Встреча имела последствием рождение дочери, которую назвали Викторина Полина Витали; она появилась на свет 4 июня 1857 года и, увы, покинула его через месяц. В одном из стихотворений Артюр говорит: «Это она, в розах, маленькая покойница» (Озарения, Детство, И); должно быть, это воспоминание о могиле Полины — мать регулярно водила детей на кладбище.
Вскоре скорбь о потерянной девочке рассеялась: в сентябре 1857 года капитан вновь получил отпуск, и 15 мая 1858 года в семье родилась вторая дочь, Жанна Розали Витали; отец и на этот раз не присутствовал при родах — за некоторое время до того он отбыл обратно в Гренобль.
Артюру меж тем было уже четыре года. Примерно тогда, повествует Берришон, произошла следующая история: в один прекрасный день, вскоре после рождения Витали, малыш Артюр висел на подоконнике книжного магазинчика Летелье и пытался взобраться на него, чтобы получше разглядеть алые переплеты книг и лубочные картинки, украшавшие витрины. Старик Летелье незаметно прокрался ему за спину, схватил его и спросил:
— Что это тебя тут так привлекает?
Малыш показал на картинки.
— Хочешь, я тебе их продам?
— У меня нет денежек.
— A-а, у тебя нет денежек…
— Да, нет. Но если хотите, я отдам вам мою младшую сестренку.
Капитан редко навещал семью; 47-й пехотный полк по неизвестно чьей прихоти перебрасывали из пункта в пункт — из Гренобля в Дьепп, из Дьеппа в Страсбург, из Страсбурга в Селеста.
В конце августа 1859 года, когда жатва в Роше закончилась, г-жа Рембо, наняв детям гувернантку, сумела выбраться к мужу в Селеста — это была ее первая в жизни поездка на отдых. Но вскоре злосчастный полк должен был снова поменять дислокацию — из Селеста в Лотенбург, из Лотенбурга в Вейсенбург — так что она вынуждена была вернуться.
Через два-три месяца уже нельзя было не заметить, что она снова ждет ребенка. Г-н Летелье был так напуган столь регулярным приумножением потомства своей квартирантки, что попросил ее подыскать себе другую квартиру.
Каково это — ожидать четвертого ребенка и оказаться без крова!
Сдавать квартиры внаем в Шарлевиле начинали обычно после праздника святого Иоанна (27 декабря). В ожидании г-жа Рембо и ее выводок должны были довольствоваться номером в отеле «Серебряный Лев», в центре города. Когда год подошел к концу, г-жа Рембо согласилась на первое же предложение — квартиру на улице Бурбон (вероятно, дом 73); улица была застроена крохотными одноэтажными домами, жили там рабочие, а лавки и магазины вовсе отсутствовали.
Там, 1 июня 1860 года, родилась еще одна девочка, Фредерика Мари Изабель.
Судя по сохранившимся документам, капитан Рембо на некоторое время приехал пожить с семьей. Тогда-то отношения супругов уже всерьез разладились. Капитан привык командовать и никак не мог совладать с таким же авторитарным характером своей супруги, которая становилась все сварливее от необходимости мириться с более чем средним достатком и простотой нравов, среди которой им приходилось жить. Никакого покоя и бесконечные оплеухи детям. В то лето в доме царил сущий ад. Артюр (тогда ему было шесть лет) вспоминал в разговоре с Эрнестом Делаэ одну характерную сцену: его отец, в приступе ярости, швырнул на пол серебряную чашу, которая украшала буфет в столовой. Когда же, опомнившись, он поднял ее и аккуратно поставил на место, мать, чтобы не остаться в долгу, снова швырнула ее на пол и точно так же подняла и поставила обратно.
Незадолго до 16 сентября 1860 года, даты очередного передвижения 47-го пехотного полка — на этот раз в Камбрэ — супруги расстались (ей было 35, ему 46 лет). Разрыв был окончательный — у нас есть все основания полагать, что они с тех пор даже не переписывались.
Капитан прибыл вместе с полком в Камбрэ, затем в Валансьен, затем на сборный пункт в Шалоне. Так продолжалось еще несколько лет, в конце концов он подал прошение об отставке. 14 августа 1864 капитан Рембо оставил армию и обосновался в Дижоне1.
От него осталась лишь грамматика Бешереля-старшего (Париж, Симон, 1854), толстенный том в 878 страниц, испещренный его пометками. На форзаце мы читаем следующую максиму: «Если хотя бы немного не поработать, не получишь никакого удовольствия». На титульном листе написано: «Грамматика есть основа всего человеческого знания».
Ай да капитан!
Итак, г-жа Рембо оказалась одна на улице Бурбон со своими четырьмя детьми — двумя девочками и двумя мальчиками.
Она была несчастна. Ее мечта о размеренной и достойной семейной жизни рухнула как карточный домик. Скорбеть об этом она будет всю жизнь. Даже по прошествии сорока семи лет ей будет достаточно всего лишь увидеть, как за окном маршируют солдаты, чтобы старые раны открылись заново. «Сейчас, когда я пишу это письмо, — обращалась она к Изабель 6 июня 1907 года (в год своей смерти), — через город идут военные; а на меня нахлынули воспоминания о вашем отце, с которым я была бы счастлива, если бы иные из моих детей не появились на свет. Вы знаете, о ком я говорю; они принесли, мне столько страданий».
9
В письме своему другу Эрнесту Делаэ от 14 октября 1875 года Рембо назовет этого человека Немери. —