Царский титул поднимал авторитет, объяснял законность действий Пугачева, а потом и давал основу для объявления всеобщей воли. Пугачев еще верил в «наивный монархизм».
Близкие сподвижники Емельяна Ивановича «полковники» И. Чика-Зарубин — граф Чернышев, И. Белобородов, И. Творогов, М. Горшков и другие хорошо знали, что их предводитель простой казак, но верно служили «Петру III», говоря между собой: все равно, абы в добре…
На зов «государя» стали сбегаться бедные казаки, прятавшиеся еще со времен Петра I старообрядцы, которым теперь жаловались их «крест и борода», заводские рабочие Урала, беглые крестьяне, работная голытьба Волги, инородцы… Простой люд всегда считал, что царь, он не только дворянский, но и царь простого народа, и вот этим воодушевлялась армия Пугачева.
Наивная вера простого народа опять-таки в доброго справедливого царя-батюшку, в свободу от помещичьей кабалы — все это и обусловило широкий размах новой крестьянской войны под знаменами и призывами Е. И. Пугачева.
Задуман всполох на Дону, а оружие-то заговорило, как и во времена разиновщины, в Поволжье…
В войну против угнетателей вводится слово. В разные концы Урала, Приуралья, Поволжья, в Воронежский край направляются «манифесты» «Петра Федоровича» к народу. В них действительно выражены народные чаяния, они, по словам А. С. Пушкина, являются «удивительным образцом народного красноречия».
Чем же жаловал «своих подданных» Петр III?
А жаловал он «всех, находившихся раньше в крестьянстве и подданстве помещиков, быть верноподданными рабами собственной нашей короне, и награждаем древним крестом и молитвою, головами и бородами, вольностью и свободою и вечно казаками, не требуя рекрутских наборов, подушных и протчих денежных податей, владением землями, лесными, сенокосными угодьями и рыбными ловлями, и соляными озерами без покупки и без оброку и освобождаем всех прежде чинимых от злодеев дворян и градских мздоимцев-судей крестьянам и всему народу налагаемых податей и отягощениев».
Боевые действия развернулись уже зимой. В январе 1774 года Салавату Юлаеву сдался Красноуфимск. В феврале подняли бунт рабочие 92 заводов Урала, они овладели Челябинском, Курганом…
12 июля пугачевцы с ходу взяли Казань, но в кремль не вошли. Тут подоспела помощь осажденным. Подполковник Иван Иванович Михельсон в тяжелом пятичасовом бою нанес поражение осаждавшим. Две тысячи повстанцев погибли, более пяти тысяч с пушками сдались в плен на милость победителей. Уцелевшая конница башкир ушла в свои родовые пределы.
С отрядом в пятьсот верных казаков Пугачев перешел на правобережье Волги. А. С. Пушкин, написавший историю этой крестьянской войны, говорил: «Пугачев бежал, но бегство его казалось нашествием».
… Емельян Иванович быстро шел на юг. Его сподвижники заняли 19 июля Цивильск, 20 — Курмыш, а 27 — Саранск, 1 августа — Пензу, 6 — Саратов.
Уход Пугачева в Нижнее Поволжье поставил под угрозу разрозненные отряды повстанцев, один за другим они терпели поражение от регулярных войск.
За поимку Е. И. Пугачева объявлена большая награда в 10 тысяч рублей. Повторялось извечное: расчет на предательство.
На юге силы пугачевцев значительно возросли, пополнились бурлаками, волжскими, украинскими казаками и калмыками.
17 августа Пугачев взял Дубовку, тогда центр волжского казачества. 21 августа армия оказалась у стен Царицына, но города Пугачев не взял. А 24-го близ Черного Яра Михельсон в очередной раз нанес сильное поражение восставшим. С небольшим числом своих сторонников Емельян Иванович едва ушел за Волгу, он еще надеялся, что соберет в прикаспийских степях бедноту. Обсуждалось предположение скрыться в Персию, на Кубань или в Запорожье.
Но богатые яицкие казаки уже сговаривались выдать властям «мужицкого царя».
Нижегородская губерния не осталась в стороне от событий и в эту крестьянскую войну.
Отряды повстанцев появились в пятнадцати верстах от Нижнего. В городе началась нешуточная паника. В страхе губернатор А. А. Ступишин сообщал в Петербург, что «ручаться за безопасность Нижнего, да и Москвы уже нельзя». Ступишин кинулся укреплять Арзамас, открывающий дороги и на Нижний, и на Москву. В Арзамасе он собрал до трехсот дворян, чиновных и прочих служилых для отпора наступающих «злодеев», но собранные вояки разбежались. Тогда губернатор направил в Арзамас полковника Архарова со 160 казаками, из коих 30 донцов отрядил на усмирение мужиков, приписанных к Починковскому конному заводу. Вздохнул генерал-поручик лишь тогда, когда прочитал рапорт от подполковника Михельсона, что «злодей», очевидно, «узнав, что дорога ему пресечена, изменил свое намерение явиться в Арзамасу».