В конце концов, на смену моей безоговорочной склонности пришло отрезвление. Все мои мечты отреклись от меня. Действительность немилосердно свидетельствует о масштабе поражения и гибели. Это цена, которую я должна заплатить».
Потом Эмили встала с намерением вернуться в дом, но еще раз оглянулась на море. «Если бы рядом кто-нибудь заплакал, в тот момент, когда жизнь мне помогает наказанием, то я в своем недостойном случае нашла бы опору в чьей-то печали, — подумала она, — может быть, мне стало бы легче».
Дочка
Давай, я тебя переодену.
Мама
Я читаю газету.
Дочка
Мама, нам пора в ванную.
Мама
Что тут пишут? Ты ушла со своей должности!
Дочка
Мама, не беспокойся, я получаю зарплату. Главное, ты не волнуйся, у нас есть на все, что нам нужно, мы не останемся без денег.
Мама
При чем тут деньги? Здесь же пишут, что ты подала в отставку.
Дочка
С должности, но это ничего не значит.
Мама
Значит, у тебя теперь не будет визитной карточки?
Дочка
А зачем мне визитная карточка?
Мама
Значит, ты опять никто и ничто!
Дочка
Да, мама, а теперь пойдем в ванную.
Мама
Я думала, что ты вернешь нам чердак, теперь, когда ты при власти.
Дочка
Я была при власти не по чердакам, а по культуре.
Мама
Я знала, что нет у тебя способностей.
Дочка
Обними меня, я тебе помогу.
«Мои мысли освободились, — подумала Эмили Дикинсон, — истлели шелковые нити, которые в них врезались. У меня нет больше сердца, похожего на гранат, его оболочка растрескалась. Я опять располагаю своим временем. Еще снег не растаял, а я уже могу слышать шепот арбузов поздним летним днем. Круги на воде моих навязчивых состояний мгновенно погибают, намного раньше, чем брошенная мысль достигает дна. Больше ничего так не страшно, как еще казалось недавно, теперь, когда весь напрасный любовный труд в объятиях океана».
Мама
Я хочу на воздух. Ты меня все время держишь в доме.
Дочка
Мама, ты не можешь ходить.
Мама
Я хочу на Златибор. Я люблю Златибор.
Дочка
Хорошо, мы поедем, как только начнется отпуск.
Мама
Мы туда переедем?
Дочка
Мы поедем туда отдыхать, а потом опять вернемся домой.
Мама
Ты моя хорошая, как бы я без тебя. Отвези меня домой.
Дочка
Мы дома, мама. Это твой дом. Разве ты его не узнаешь?
Мама
Мамочка, а мы поедем в отпуск?
Дочка
Конечно, поедем. Скоро поедем, не волнуйся.
«Мне снилось, что я уехала в Омск. Ты меня слышишь?» — поэтесса приподнялась на подушках и посмотрела на свою сестру. Лавиния уже месяц, с тех пор как Эмили заболела, ночевала в ее комнате. «Спи, спи, не волнуйся», — прошептала Эмили, поднялась из постели, села на подоконник и добавила: «И камни, и океан, и птицы запомнят.
Там, недалеко от города, на равнине, на границе тайги и тундры, видна звезда Альфа Центавра. Если человек сумеет найти точку, на которую падает отраженный свет звезды, и задержится в ней на мгновение, то его сердце может исцелиться.
Я там была. Меня отвел сон. Я видела, как Вселенная любит прислушиваться к тишайшим шепотам этого места. А потом монгольские шаманы мне открыли, что моя раздвоенная душа будет танцевать при возвращении. Ты можешь представить себе, Лавиния, сбылась моя мечта о счастье. Всего-то и надо было, что заснуть этой ночью. Мое сердце вернулось наполненным. Я опять могу писать».
Потом Эмили Дикинсон вернулась в постель, чтобы спокойно встретить утро. Она намеревалась, как только займется завтрашний день, 15 мая 1886 года,[9] начать новый цикл стихотворением под названием Последняя жатва.
Дочка
Доктор, почему у нее не снижается температура?
Врач
К сожалению, это не просто грипп.
Дочка
А в чем дело?
Врач
Это вирус лихорадки Западного Нила. Передается с укусом комаров.