Голос непротивленца был хорошо слышен, значит ветер дул в мою сторону. И тут вдруг раздался тонкий и громкий визг, после чего послышалась ругань сразу на нескольких земных языках; даже русские словечки проскакивали.
— Стоп! — заорал я.
Нет, так нельзя. Старожилы много раз повторяли, что с новичками нужно говорить только на местном языке. Иначе освоить его потом будет сложно.
— Вадди! Слышишь меня? Этот идиот высунул из хогана руку! Цветочков хотел нарвать! — донеслось до меня полу-возмущенное, полу-ироническое восклицание непротивленца.
Наверное это Пьер, только он называет меня так. Интересно, как он углядел, что дежурю именно я?
Новичок высунул руку. Значит жив и относительно здоров. По крайней мере, не придется его тащить на себе до Пещеры. Уже хорошо.
Все пострадавшие переселенцы с визитницы отправлялись к нам. Некоторые через день или месяц перебирались в лагерь непротивленцев, но большинство оставалось в Пещере, где было гораздо комфортнее и чуть-чуть безопаснее, чем в палаточном лагере.
Если честно, я, наверное, тоже давно уже перебрался бы к ним. Но вначале не мог этого сделать, из-за болезни Ико, а потом вдруг обнаружил себя учителем. По крайней мере, в свободное время. Детей условно школьного возраста было больше пятидесяти человек, и все они жили в Пещере. У двоих из них были мамы, а у одного — отец, все трое «коренные». У кого-то родители отправились на Землю и не вернулись, а у остальных просто погибли. Учить их было некому. В лагере непротивленцев жила учительница испанского языка, больше профессиональных учителей не было. Да и просто образованных людей сюда попадало очень мало. Большинство колонистов были на Земле крестьянами или рабочими, дворниками или сантехниками.
Четыре месяца назад к нам закинуло настоящего химика, почти вест багаж которого состоял из химического оборудования и реактивов. Он сразу отправился к непротивленцам, да там и остался. Теперь дети, те, что постарше, ходили к нему на уроки химии. Впрочем, и среди взрослого населения нашлись любители учиться.
Был у нас и журналист, учивший детей писать и сочинять рассказы. Среди «коренных» всеобщим уважением пользовался гончар, который приспособил здешние смолы для разнообразных поделок. А математику и физику пришлось вести мне. Почему-то, даже на памяти старожилов, до Арзюри никогда раньше не добирались не то что математики, но хотя бы люди с техническим образованием. Прибыл, говорят, лет десять назад один зоолог, но прожил он лишь несколько недель, а потом погиб. Так что естественные дисциплины для школьников автоматически свалились на меня, хотя я никогда в жизни не мечтал о педагогической карьере. Сразу отказаться не смог, а теперь уже и не хотел.
Солнце плавно уходило за холмы. Я начал собирать в сумку пакеты из под сушек и бутербродов, ножик, пустые бутылки и термос.
Последнюю пару часов голосов почти не было слышно, значит Пьер уже сговорился с новичком. Я выбрался из хогана и побрел в их сторону. Передо мной предстало довольно забавное зрелище. Громадный — высокий и толстый, с иссиня-черной кожей, обесцвеченными и выкрашенными в разные цвета длинными волосами, заплетенными в косички, а также с потешной бородкой — человек уже выбрался из своего хогана и теперь вытаскивал оттуда многочисленные сумки, пакеты и рюкзаки.
— Он сразу к нам пойдет, мы сговорились. Это шаман, как раз для нашего дурдома сгодится, — прокомментировал Пьер. — Поможешь вещи дотащить?
Я кивнул и пошел знакомиться с шаманом. Кисть одной руки у него и вправду серьезно пострадала от общения с кобринками, и он обмотал ее какими-то листьями. Поверх них Пьер наложил повязку. Мы помогли новичку надеть самый большой рюкзак, а сами взяли еще два и восемнадцать (!) пакетов. Оставлять что-либо в хогане шаман отказался наотрез.
Подходя к развилке, мы встретили ночного дежурного — нашего общего приятеля и яростного бойца, латиноамериканского индейца, имя которого выговорить было невозможно (в переводе оно означало что-то вроде «белой антилопы, ходящей на четырех когтях»), которого все называли Винни-Пухом. Пух оценил наши усилия и взялся помочь, разгрузив нас от части сумок и пакетов.
До начала войны оставалось еще трое суток. Арзюри была весьма «педантичной» планетой и активные боевые действия вела строго по расписанию. Так что, доставив шамана в лагерь непротивленцев, я решил остаться там до следующего дня — наш Химик готовил один интересный эксперимент, в котором мне хотелось бы поучаствовать. Так что, попросив Винни-Пуха сообщить нашим о том, что я остаюсь здесь, сразу же отправился в палатку Химика.