— А мы всех сразу предупреждаем, чтобы не питали иллюзий.
Все собравшиеся за столом добродушно засмеялись.
— Тогда лучше скажите, этих лентяев у вас много?
Смех смолк. Вадиму показалось, что на некоторых лицах проявилось вдруг даже чувство вины.
— Вообще-то довольно много. Они к общинам почти не присоединяются, так что в целом тринадцать человек.
— Это много? Сколько же здесь всего народу?
— Сейчас двести два. То есть почти часть населения, если детей исключить — лентяи. Это много, очень много.
— Поэтому вы меня и начали запугивать?
— Да не то что бы запугивать… Цифра довольно постоянная, семь-десять процентов лентяев во все времена бывало. Просто гибнет у них восемь из десяти. Не проживают даже одного трехлетнего цикла…
— Ох.
— И вправду, «ох». А у нас, среди общинных, гибло раньше до половины прибывших, сейчас вот расчистили визитницу, избавились от четырех холли, так что за последние полгода погибло лишь семеро, да еще шестеро лентяев... Мы и переполошились-то из-за этого, все ждали, подкинет нам визитница новых лентяев… Впервые процент ниже семи упал. Но новичков давно не было, ты вот первый…
— Не буду лентяем, обещаю… постараюсь… Не по мне это. Только вот огляжусь вокруг. Делать проекты новых сооружений вам, похоже, не слишком актуально…
Вокруг все захохотали. И Вадиму показалось, что смех этот был ободряющим, а не издевательским.
— …но вот в других работах хочется разобраться, чтобы выбрать то, где лучше себя проявить смогу…
— Так и будет. Всегда бывает. Первый день отсыпаешься и переходишь на наш режим. А с завтрашнего дня начнется у тебя стажировка. Все ее проходят.
— Стажировка?
— Ну… мы ее так называем. Каждый день в новом отряде. Успеешь почти все попробовать, а там определишься.
— А что за режим?
— Режим у нас ночной. Днем жарко, солнце палит. И растения агрессивны. Так что вся жизнь у нас проходит ночью, от заката до рассвета.
— Ладно, хватит рассусоливать, хватайте миски, мойте и к костру — глядите, остальные уже почти все там собрались.
Вадим посмотрел по сторонам, действительно, за остальными столами уже почти никого не осталось. Он подобрал кусочком лепешки остатки сока от салата, взял в одну руку вилку и миску, которые ему выдали на кухонной раздаче, а в другую — кружку с травяным чаем и отправился вслед за всеми к реке. Обогнув кухню, он увидел мостки, на которых несколько человек споласкивали свою посуду.
— Можно чай не выливать, а с собой унести? — спросил он у женщины, которая как раз встала от «мойки» и стряхивала капли со своих приборов.
— Да, конечно. И еду можно было с собой унести в палатку. Тут каждый сам решает когда и сколько ему есть.
— Спасибо.
Он сполоснул в реке свою посуду, потом поставил ее на общий стеллаж, уже заполненный множеством мисок, стаканов, кружек и столовых приборов, а затем, долив на раздаче кружку чаем до верху, отправился вслед за остальными — в дальнем конце лагеря уже вовсю пылал огромный костер.
— Если любишь ходить с чаем везде, возьми утром термос. Или большую кружку с крышкой. А то ж прольешь так, — посоветовал ему кто-то.
Он снова поблагодарил, поймав в ответ удивленный взгляд. Вежливость здесь не принята?
Проходя мимо своей палатки — надо же, узнал ее сразу! — он захотел свернуть в нее и завалиться спать. Но кто-то подхватил его под руку и потащил к костру.
— Ты ж, говорят, проспал три года? Ну и хватит! Давай, входи в нормальный режим, живи как люди!
…Посиделки у костра Вадим потом толком вспомнить не мог. Очнулся в хогане он еще до рассвета и весь день получал интенсивную физическую и умственную нагрузку, превышавшую его силы. Мозг отключился. Его о чем-то расспрашивали, он что-то отвечал. А потом заснул. Его растолкали и довели до палатки. Наконец-то, добрался до своей новой постели, в которую рухнул не раздеваясь.
Утро облегчения не принесло. Его затемно бесцеремонно растолкал какой-то бородач (впрочем практически все мужчины здесь были с бородами разной длинны и разной степени ухоженности).
— Поднимайся, соня, твое первое дежурство по кухне!
Сразу сообразить где он, кто и зачем его будит, он не смог. Но тут бородач щелкнул кнопкой крошечной лампочки под потолком.
— Эх ты, — покачал бородач головой. — Негоже спать в чем ходишь. Грязное это дело. Потом простыни замучаешься стирать, поверь на слово.
— Доброе утро… или что у нас там сейчас, — пробормотал Вадим, застонав от боли в мышцах. — Умыться где можно?
— В реке, понятное дело.