Выбрать главу

Не знаю, какая сила заставила меня бросить взгляд вверх, но именно в этот момент я увидел своего старого врага — истребитель Р-47 «Тандерболт» с бортовым номером 109-99-9 US Army. «Тандерболт» проплывал надо мной и готовился атаковать не меня, а моего друга и ведомого подполковника Динго. Я не могу рассказать, как все у меня получилось, но на истребителе с вдребезги разбитым двигателем мне удалось зайти в хвост этому североамериканцу и всадить в него оставшуюся пулеметную очередь.

Дальше моя память сохранила лишь отдельные эпизоды своей борьбы за жизнь. Мой старенький BF109E падал к земле каким-то странным способом, хвостом к земле. Я пытался глазами на небе отыскать истребитель Динго, но кроме черных пятен ничего на небе не разглядел. Настала пора подумать о своем собственном спасении. Опрокинув истребитель на спину, рванул рычаг аварийного сброса фонаря. Фонарь унесло воздушной струей, и сильный ветер ворвался в кабину. Когда истребитель полностью опрокинулся на спину, то я вывалился из кабины обреченного самолета.

Небо, земля, деревья, вертящиеся «Спитфайеры» и «Тандерболты», собственные сапоги замелькали в безумном калейдоскопе, когда я падал к земле. На грани автоматизма рванул кольцо парашюта, и последовал шелест шелка и строп, а затем хлопок раскрывшегося парашюта. Резкий толчок чуть не вывернул все мои суставы, когда я повис на парашютных стропах. До земли оставалось около пятисот метров. Для немецкого пилота было немыслимым обстреливать спускающегося на парашюте вражеского пилота, ведь это было убийством человека, а не боем солдат. В эпоху современных войн исчезли рыцарские традиции проведения поединков между сильнейшими рыцарями. Я ожидал, как поведут себя мои противники, несколько секунд падения могли бы превратиться в последние секунды моей жизни. Я не смотрел на землю, так как не мог оторвать глаз от вражеских истребителей. Вот один из Р-47 начал пикировать с явным намерением обстрелять меня, североамериканский истребитель с ревом промчался всего в нескольких метрах от купола моего парашюта.

4

Я бы не сказал, что встреча ног с землей произошла неожиданно. Все время пребывания под куполом парашюта мои глаза были устремлены вверх, я даже не замечал, сколько метров оставалось до земли, поэтому не успел правильно и вовремя сгруппироваться перед касанием ног с землей. Ничком упал на землю, а купол парашюта наполнился ветром, еще раз перевернул и потащил по слегка заснеженному полю. Все мои попытки ухватиться за куст, чтобы прекратить волочение и подняться на ноги, были напрасными. По пути не встретилось ни одного кустика, даже самого маленького, чтобы ухватиться за него руками, а купол парашюта продолжал волочить меня с довольно приличной скоростью. Я делал все возможное, чтобы уберечь лицо и тело от серьезных ссадин, ушибов и повреждений.

Так же внезапно, как и начал, купол парашюта прекратил меня волочить. Резко ветер исчез, и парашют потерял свою парусность. Теперь я мог, опираясь на руки, подняться на ноги, избавиться от парашюта и осмотреться кругом. Купол парашюта обмяк прямо перед небольшим строением, рядом с которым возилось несколько человек. Я знал, что меня сбили над территорией рейха и я, по всей очевидности, сейчас упал рядом с крестьянской фермой. Оставалось совсем немного: с помощью хозяев фермы добраться до ближайшего телефона и созвониться с полком, чтобы за мной прислали связной «Шторх». Люди у строения, разумеется, заметили полотнище парашюта, и, видимо, они были хорошо знакомы с его устройством. Они моментально сложили купол в тюк и сейчас, идя вдоль его строп, направлялись ко мне. Я хотел поприветствовать крестьян, но, увидев их одежду и лица, понял, что глубоко ошибался, принимая этих людей за немецких крестьян. Одного взгляда на их одежду и на нагрудные номера хватило, чтобы понять, что я попал в руки военнопленных. Совершенно машинально я потянулся к кобуре на поясе, но пистолета там уже не было. Рядом стоял белобрысый парень в рваной телогрейке и шапке-ушанке на голове, который держал в руках мой «Вис 35 Радом». По его лицу было понятно, что он хорошо знаком с этим оружием, но стрелять ему в меня сейчас было нельзя.